Андрей Шарый - Знак Z: Зорро в книгах и на экране

Калифорнийский кабальеро начала XIX века пребывал в уверенности, что женщина способна реализовать себя только «в лоне семьи». Поэтому мужчина воспринимал женщину либо как домохозяйку, либо как дьявольское искушение; женщину нужно было обязательно «объезжать», словно породистую лошадь. Именно так относится к Лолите Пулидо бесцеремонный капитан Рамон, грубо добивающийся от красавицы любви-подчинения. Так же, по сути, воспринимает Лолиту Пулидо и галантный Зорро, готовый защищать возлюбленную до последнего вздоха, однако в той же степени, как и Рамон, уверенный в превосходстве любого настоящего мужчины над любой женщиной. Сама Лолита если чего и ждет от мужчины, то завоевания. Она открыто требует от апатичного дона Диего выполнения петушиного набора ухаживаний: вздохов, взглядов, ночных серенад под балконом; фактически только отказом хотя бы формально соответствовать этому коду социального поведения кандидат в женихи и плох. А тому, кто, как Зорро, умело проявит способности завоевателя, сеньорита готова навсегда отдать свое сердце: «Пулидо не умеют любить дважды». Это доказано и семейной историей: мать Лолиты, сеньора Каталина Пулидо, живет в верности и покорности мужу, как и подобает даме из благородного общества.

Первая киноинтерпретация романа о Зорро. 1920 год. Дуглас Фербенкс в роли благородного разбойника сражается с капитаном Рамоном за честь прекрасной дамы.

(Иллюстрация из архива Zorro Productions, Inc.)

Джонстон Маккалли не выстраивает вокруг приключенческого рассказа о Зорро сколько-нибудь внятного общественно-политического контекста. Автор книги «Сорванная маска Зорро» Сандра Кертес указывает: «Маккалли поместил повествование в идеализированное время мирной жизни на ранчо: мудрые монахи даруют блага цивилизации наивным аборигенам, а романтические кабальеро поют серенады под балконами темноглазых сеньорит. Истории о столкновении добра со злом говорят сами за себя — эта книга не содержит ни социальной критики, ни политического протеста». Это верно, книга Маккалли — в последнюю очередь политический манифест, однако, насаждая справедливость, Зорро неизменно сражается против посланцев испанского правительства и репрессивного режима, установленного в благословенной Калифорнии Мадридом. «Трюки с бесконечным переодеванием Зорро воспринимает как своего рода политический театр, — пишет историк Абрахам Хоффман. — Смысл этого театра не только в восстановлении справедливости по отношению к конкретным друзьям и знакомым семейства Вега, но и в мобилизации социальной поддержки в защиту тех целей, которые преследует благородный разбойник». Организованное Зорро Общество мести, куда по первому призыву разбойника с энтузиазмом вступают три десятка молодых кабальеро, имеет все признаки тайного антиправительственного клуба. «Вы пьете вино и веселитесь, а вокруг царит беззаконие. Возьмите шпаги и атакуйте! — призывает соотечественников ночной разбойник. — Будьте достойны своих благородных фамилий и голубой крови. Изгоните вороватых политиков, защитите монахов, которые тяжелым трудом обеспечили нам возможность жить на этой благодатной земле!»

Проповедь Зорро не имеет ничего общего с социальным равенством: разбойник, хотя и защищает индейцев, хотя и раздает бедным награбленное у богатых, ровней себе считает только людей благородного круга. Глухонемой слуга Бернардо и его соплеменники интересуют дона Диего лишь в отдельных случаях: предание индейцев о тотеме, рыжей лисице ( zorro по-испански) помогло молодому Веге отыскать великолепное имя и узнаваемый фирменный стиль. Ведь ни одну другую букву латинского алфавита невозможно оставить на лице униженного противника столь изящным росчерком шпаги. По сравнению с Алым Первоцветом и его «цветочными» рисунками на бумаге Зорро ушел далеко вперед. В отличие от сэра Перси Блэкени, который воюет со сторонниками определенного общественного выбора, дон Диего Вега не ставит перед собой конкретных политических задач. Он «всего лишь» корректирует огрехи цивилизаторской миссии, реализуемой в Новом Свете европейцами.

Зорро безжалостно, но всегда по справедливости наказывает тех, чье поведение не соответствует его представлениям о чести. «Для ясности» Маккалли собрал всех противников Зорро в одном политическом лагере, и, хотя в романе ни разу не упомянут Мадрид (более того, не используется даже слово «испанцы» применительно к солдатам или чиновникам), понятно, что все зло этого мира исходит от сатрапов Его Величества Католического Монарха. Созданные эпигонами Маккалли в конце XX века романы и киноленты о Зорро изменили эту картину согласно новым требованиям политической корректности. В фильме 2005 года «Легенда Зорро» благородный разбойник решает прямо-таки демократическую задачу, отбирая у бандитов и доставляя военному губернатору ящик с документами о результатах голосования по вопросу о присоединении Калифорнии к США в качестве тридцать первого штата.

Краснокожие во главе с Бернардо в новых книгах о Зорро играют куда более заметную роль, сам Бернардо стал Диего как брат, а широкая панорама исторических событий, на фоне которых развиваются новые приключения Зорро, указывает на то, что «хороших» и «плохих» можно отыскать на любой стороне, более того — тот, кто еще вчера был «хорошим», завтра вполне может обернуться «плохим». Джонстон Маккалли в такие философские глубины не спускался; ни читатели, ни издатели «All-Story Weekly» в этом совершенно точно не нуждались. Зато главный герой легенды о благородном разбойнике, приобретя политическую мудрость, растерял «двойственную цельность» образа. «С течением времени характер Зорро изменился. Никогда больше он не был таким жестоким и романтичным, как у Джонстона Маккалли, — с нотками грусти написал один литературный критик. — Никогда „после Маккалли“ дон Диего Вега не был таким беспомощным и мягким. И никогда „после Маккалли“ Диего, кабальеро, который предпочитал холодный поэтический разговор жару дуэли, не служил столь ярким контрастом для своего альтер-эго, человека-лисицы».

Вряд ли, выдумывая приключения Зорро, писатель предполагал, что через несколько поколений специалисты будут столь пристально изучать его произведения, подвергая их скрупулезному анализу. В конце прошлого века в исторических калифорнийских журналах развернулась оживленная дискуссия о том, в какой степени корректен с научной точки зрения созданный Маккалли литературный материал. Исследователи считают, что «Проклятие Капистрано» сочетает в себе элементы испанского и мексиканского этапов калифорнийской истории. Время с 1769 по 1821 год в историографии известно как «дни католических миссий», а период по 1848 год, когда Калифорния входила в состав Мексики, когда деятельность миссионеров постепенно сворачивалась, когда основой местной экономики стало пастбищное животноводство, — как «дни ранчо». В калифорнийском мире Маккалли миссии и ранчо сосуществуют, и те и другие равно важны; автор соединяет два разных временных пласта. Правда, делает он это не слишком тщательно; понять, когда именно развивается действие романа, по его тексту невозможно. Скажем, францисканский монах Фелипе в «Проклятии Капистрано» сожалеет о том, что секуляризация католических миссий (такой указ принял конгресс Мексики) затянулась на два десятилетия. Таким образом, можно предположить, что события в романе развиваются примерно в середине 1850-х годов, но в это время Калифорния уже вошла в состав США, что не соответствует фабуле. В романе «Зорро снова в седле» автор замечает, что описывает события «17… года»; в романе «След Зорро» указано: действие разворачивается «около 1800 года». Эти и другие фактические погрешности в тексте Маккалли обнаружит любой внимательный читатель. Автор, например, сообщает разные данные о возрасте главного героя: в начале повествования Маккалли упоминается о том, что Диего Веге двадцать четыре года, а в конце романа дон Алехандро Вега сообщает, что его сыну двадцать пять лет, хотя дня рождения тот вроде не праздновал. Однажды по ходу действия Зорро пересекает на своем скакуне эвкалиптовую рощу, но эвкалипты, как подметили знатоки, завезены в Калифорнию из Австралии только через несколько десятилетий после того, как под их кронами проскакал благородный разбойник.