Сергей Платонов - Путин — «приемный» сын Ельцина

— Понимаа…ш, — начал, как всегда, тянуть паузу Ельцин, — коммунисты против вашей кандидатуры…

Они хотят Власова. Как их обыграть, надо подумать. У вас есть предложения?

— Только у меня есть программа реформ «400 дней», и большинство ее примет.

— Вы как Явлинский. Он за 500, а вы за 400 дней хотите разгрести все завалы. Думаете, поддержат?

— Предложите вместе со мной непроходного кандидата. Если не пройду в первом туре, то во втором избрание будет гарантировано.

— И кто это может быть?

— Да хотя бы Силаев. Его я легко переиграю!

— Договорились, пусть будет Силаев. Горбачева он на дух не переносит, — с облегчением завершил встречу Ельцин на любимой антигорбачевской теме.

На сессии Верховного Совета уже в первом туре Бочарова с треском прокатили. Ельцин с кривой ухмылкой объяснил неудачнику, что он не может рисковать своим авторитетом и предлагать Бочарова на второй тур. Мол, теперь пусть идет один Силаев. Председателем правительства во втором туре по предложению Ельцина избрали Ивана Силаева — перебежчика из горбачевского лагеря. Бочарова в утешение «посадили» в Совет по предпринимательству при председателе Верховного Совета. Эту работу он успешно завалил, а потом и совсем исчез с политической сцены. Вот после такого и клянись неосвященным крестом.

Закон о реабилитации после нескольких напоминаний Ельцин все же протолкнул. А для народа страны с избранием Ельцина под такую клятву началось десятилетие страшных страданий, потрясений и унижений. Ничьих надежд он не оправдал. Ни тогда, ни впоследствии. Первыми, уже через девять месяцев, его раскусили шесть членов Президиума Верховного Совета и выступили с политическим заявлением, раскрывающим, как они писали, хаотичную, ложную и антинародную суть ель-цинизма.

Шел февраль первого года последнего десятилетия XX века. Советская эпоха из последних сил сопротивлялась горбачевской перестройке. Долбили ее, не жалея сил, со всех сторон: и просто демократы, и демократы-коммунисты, и социал-демократы, и партократы и нейтралы. Били свои и чужие. Били мстительно, с остервенением. Свои били, как водится, больнее всех и наверняка! Знали слабые места. По странности или недоразумению многие противники старой власти называли себя демократами. Потом их усилиями будут созданы дикий капитализм и олигархия. Но никак не демократия. Поэтому на самом деле все они были антикоммунистами. Так правильнее и честнее. Хотя какая уж тут честность.

На главной политической сцене еще только завершался спектакль никчемного и исторически безответственного Горбачева, а у подмостков нетерпеливо мялся и выжидал удобного момента для выхода председатель Верховного Совета Российской Федерации — скандально известный «борец» с привилегиями, оголтелый популист, кремлевский расстрига и самый главный антикоммунист Ельцин. Теперь вокруг него водили хороводы искатели счастья и чинов. Среди них уже было немало перебежчиков из горбачевского лагеря. Попадались и немногие бессребреники. Но кто же отличит их в этой алчной и пестрой толпе? А простой народ, как всегда, ждал неведомо чего и безмолвствовал. Видно было, как мучился он главным, хотя и немым вопросом. Куда теперь поведет его новый герой? Вроде бы и идти некуда. Все испробовали в XX веке: почти год многопартийной демократии в 1917-м при либералах; потом недолгий союз большевиков и эсеров; НЭПа восемь лет; сталинской диктатуры четверть века; больше тридцати лет социалистической демократии при поздних коммунистах; пять лет горбачевской «перестройки-катастройки». А теперь куда? Только под власть бандитов и остается. Как будто действительно и выбора не осталось! Уж больно физиономии Ельцина и его главного телохранителя были похожи на разбойничьи. Выражался уральский бунтарь нескладно — косноязычно, понятиями и все время угрожал. Правда, мата от него не слышали. Странно: как будто не из «наших» и строителем не работал. Выпускник МТУ краснобай Горбачев — и тот позволял матерком.

…Вот и сегодня Ельцин в очередной раз вещал по телевидению. Последнее время это стало его любимым занятием: выступит, столкнет всех лбами — и на дачу, с «документами работать» (тогда в народе еще не знали, что так шифровался обычный русский способ снятия стресса). Телемания у него проявилась после отлучения от телеэфира со времен скандала трехлетней давности с тогда еще сильным Горбачевым. Как всегда, Ельцин говорил двусмысленно, местами совсем нескладно. Часто держал, как провинциальный актер, длинные паузы, переходящие в мычание, манерничал и заговаривался. При этом щурил и без того маленькие шныряющие глазки, то сжимая губы в совсем тонкую ехидную ниточку, то кривя их в ухмылке. Но его слушали. Он обладал исключительным нюхом на потребности малой и большой аудиторий. Было в нем что-то от Робин Туда и гиперэгоиста одновременно (недаром потом, в последнем, всего на полстраницы обращении к народу, он двадцать один раз употребит местоимение «я»). В одном месте, видимо, хотел сказать «надо наводить порядок», а сказал «заканчивать надо с этим порядком». Наверное, имел в виду прежний советский режим? Ругал Горбачева за экономику, хвалил прибалтов за их стремление к свободе, грозился создать свою армию и развалить СССР. Нес такую отсебятину, что многие его заместители и члены Президиума Верховного Совета РСФСР за голову хватались. Ничего этого в принятых парламентом политических документах и законах не было.

После обеда в кабинете заместителя председателя Совета национальностей российского Верховного Совета Виталия Сыроватко раздался звонок внутренней связи. Звонил Борис Исаев — один из заместителей Ельцина.

— Виталий, ты один? — без приветствия, явно возбужденным голосом спросил он. И, не дождавшись ответа, продолжил: — Мы с Володей Исаковым зайдем к тебе.

— Почему ко мне? Не по рангу. Я могу подойти.

— У тебя там меньше глаз. На нашем царском этаже Полторанин и Коржаков с Бурбулисом все время шныряют. Мы идем.

Царским депутаты называли этаж, где находился кабинет Ельцина. Кличка Царь легко прилепилась к нему из-за царя Бориса Годунова, посаженного московским служивым слоем (чиновниками) на русский престол после смерти сына Ивана Грозного царя Федора перед первой Смутой. Кроме того, близкие к нему соратники замечали, что брошенное иногда, как будто невзначай, сравнение с царем нравилось Ельцину. Не могло не иметь значение для закрепления такой клички и явное сходство двух неспокойных и даже воровских эпох — давней годуновской и наступившей ельцинской.

«Русский хохол» — так однажды определил свою этническую принадлежность сам Виталий Сыроватко. Хотя в украинском Кременчуге он только родился. А рос и мужал в семье военнослужащего в гарнизонах Армении, Азербайджана, Белоруссии, Туркмении, Украины и кубанского Армавира. Но к Украине относился всегда тепло и даже подумывал после школы поехать учиться на историческую родину в Чугуевскую школу летчиков. Решение стать военным особенно крепло после рассказов соседа — инвалида войны.