Марк Солонин - Великая Отечественная. Хотели ли русские войны?

14 мехкорпусов в первом эшелоне фронта (а есть еще и резервы, где в полосе Злочев, Тарнополь, Проскуров сосредоточено три мехкорпуса) — это 28 танковых и 14 моторизованных дивизий. Но советская «моторизованная» дивизия образца весны 41-го года по своей структуре (один танковый, один артиллерийский, два мотострелковых полка) соответствует немецкой «танковой», а по штатной численности танков (275 единиц) значительно ее превосходит. Так что по сути дела в полосе протяженностью 250–300 километров планировалось сосредоточить 42 танковые (не по названию, но по фактической структуре и вооружению) дивизии.

42 танковые и моторизованные дивизии в составе одного фронта. Как все ЭТО могло воевать? Двигаться? Снабжаться горючим? В июне 41-го у немцев в составе группы армий «Юг» было всего пять танковых дивизий, и при этом в первые дни войны продвинуть через границу по советским «дорожным направлениям» удалось только четыре; пятая по счету (9-я танковая) ждала своей очереди на выдвижение по дорогам, уже изрядно разбитым первыми четырьмя. Что могло ждать там советскую танковую орду, в которой одних только танкистов должно было быть больше, чем всадников у хана Батыя? Рекомендую вспоминать эти цифры всякий раз, когда «фальсификаторы в интересах России» будут с горестным всхлипом рассказывать о том, что «завершить намеченное перевооружение армии не удалось», «мы не успели подготовиться к войне.»

Впрочем, Бог с ними, с фальсификаторами. Интереснее другое. Даже советская промышленность, «мирный созидательный труд» которой не утихал с рассвета до заката и с заката до рассвета, не обладала бесконечными производственными возможностями. Для создания и оснащения новой матчастью бронированной орды в 36 879 танков (именно такая цифра красуется в последнем предвоенном мобилизационном плане) требовалось еще полтора-два года. Что же, по мысли товарища Сталина, должен был делать в это время партайгеноссе Гитлер? Дрожа от страха, забиться в угол? По примеру большевиков ленинской гвардии писать Хозяину письма: «Дорогой товарищ Сталин, я умру с Вашим именем на устах.»

От 6 апреля к 15 мая

То, что генерал Анисов расписался на очередной оперативной карте с очередным набором «стрелочек» и «ромбиков» именно 6 апреля — не более чем случайность, но случайность почти символическая. 6 апреля 1941 года — один из наиболее загадочных дней в истории Второй мировой войны.

Основная канва событий хорошо известна. В ночь с 26 на 27 марта в Югославии произошел военный переворот, инспирированный то ли английскими, то ли советскими спецслужбами. Новое правительство генерала Симовича заявило о своем намерении дать твердый отпор германским притязаниям и обратилось с просьбой о помощи к Советскому Союзу. 3 апреля (то есть всего лишь через неделю после переворота) делегация новорожденного правительства уже вела в Москве переговоры о заключении договора о дружбе и сотрудничестве, причем с самим Сталиным.

Несмотря на то, что Германия через посла Шуленбурга довела до сведения Молотова свое неудовольствие («момент для заключения договора с Югославией выбран неудачно и вызывает нежелательное впечатление»), в 2.30 ночи 6 апреля 1941-го советско-югославский договор был подписан. Через несколько часов после его подписания самолеты люфтваффе подвергли ожесточенной бомбардировке Белград, а немецкие войска вторглись на территорию Югославии. В течение одной недели все было кончено: югославская армия разбита, страна разрушена и оккупирована. Советский Союз никак и ничем не помог своему новому другу. 6 апреля Молотов принял Шуленбурга и, выслушав официальное сообщение о вторжении вермахта в Югославию, ограничился лишь меланхолическим замечанием: «Крайне печально, что несмотря на все усилия, расширение войны, таким образом, оказалось неизбежным.»

Зачем? Для какой надобности Сталин столь демонстративно «дразнил» Гитлера, не имея намерения (да и практической возможности) оказать Югославии действенную военную помощь? Многолетняя дискуссия историков пока что не приблизила нас к ответу на этот вопрос. Ясно лишь одно: после 6 апреля Германия и СССР неотвратимо покатились навстречу войне друг с другом. Склонный к истерике Гитлер такой «подлянки» своему заклятому московскому другу не простил. И в Кремле это тоже поняли. 5 мая 1941 года Сталин назначает себя формальным главой правительства СССР. Обратный отсчет времени перед взрывом начался.

В середине мая (на приложенной к текстовому документу карте рукой Василевского отчетливо проставлена дата «15.5.41») появляется очередной вариант «Соображений по плану стратегического развертывания». Строго говоря, этот пятый по счету (с августа 1940-го) вариант плана войны против Германии с точки зрения оперативного замысла ничем не отличался от всех предшествующих. Майские «Соображения» по задачам, направлениям главных ударов, срокам и рубежам почти полностью повторяют «Уточненный план стратегического развертывания» от 11 марта 1941 года. И тем не менее есть по меньшей мере два серьезных отличия.

Одно из них сразу же бросается в глаза при взгляде на оперативную карту: «ромбиков» стало значительно меньше! В наступательной операции должны принять участие «всего лишь» 10 мехкорпусов. Три (6, 13 и 14-й) на левом фланге Западного фронта, два (22 и 19-й) в составе 5-й армии Юго-Западного фронта в районе Любомль, пять (4, 15, 9, 8, 16-й) на самом острие «Львовского выступа». На момент составления «Соображений» все эти корпуса уже существовали; некоторые (6 мк, 4 мк, 15 мк, 8 мк) были укомплектованы в том числе и танками «новых типов», близко к штатным нормам; еще три (14, 22, 16-й) имели на своем вооружении по 500 и более танков, то есть в этом отношении не уступали типичной советской танковой армии периода 1944–1945 годов. Другими словами, «Соображения» от 15 мая — это реальный план войны. Войны близкой, а не абстрактно-теоретической.

Во-вторых, только в майских «Соображениях» появляется наконец мысль о том, что у Гитлера тоже могут быть планы нанесения опережающего удара: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар». Именно поэтому авторы документа настойчиво предлагают «ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Подчеркнем самой жирной чертой: нет никаких оснований для утверждений о какой-то особой «агрессивности» майских «Соображений», тем паче — об их «уникальности», противостоящей неизменно-оборонительным планам предыдущих месяцев и лет. Ничего другого, кроме намерения провести к западу от границ СССР широкомасштабную наступательную операцию, в стратегических планах Генштаба Красной армии никогда и не было (по крайней мере не было с декабря 1936 года, с «плана Егорова»). Предоставлять противнику преимущество первого удара никто не собирался. Исходной точкой хронологии операции всегда, во всех вариантах Большого Плана служит дата начала собственного развертывания, а вовсе не вторжения противника.