Виктор Геманов - Подвиг тринадцатой. Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско

Я обратил внимание, что они были весьма легкими по весу. Мне показалось, что „Густлоф“ специально дожидался этого груза. Сразу после погрузки на его борт поднялись подводники, и „Густлоф“ отдал швартовы…»

Что ж, почти дословная повторяемость — показатель точности. Событие наверняка было. Только вопрос: что же было на самом деле в ящиках? Действительно ли Янтарная комната, или другие сокровища, награбленные в России и Польше?

Все эти показания связаны воедино тем, что события происходили на «Густлофе», на море.

Так что версия может оставаться версией. Будущее же, предстоящие новые поиски дадут нам ответ, насколько правы были авторы, выдвинувшие такое предположение. В любом случае, говоря о «Густлофе», о великой ценности для рейха его пассажиров, мы можем с определенной долей допуска считать, что его ценность может быть дополнена ценностями «восьмого чуда света» — Янтарной комнатой.

Когда эти строчки уже были написаны, в руки мне попало еще несколько материалов, говорящих о том же. Прежде всего, обнаружилась газета «Вечерняя Москва» за 15 августа 1969 года, где в заметке «Поиски Янтарной комнаты», ссылающейся на Интерпресс Варшавы, бросились в глаза два абзаца:

«… Существует еще версия, по которой ценная коллекция была погружена оккупантами в 1945 году на пароход „Густлоф“, который по пути в рейх был торпедирован советским кораблем. „Густлоф“ затонул и по сей день лежит на дне Балтики, примерно в 20 милях от польского побережья.

В свое время польские водолазы добрались до „Густлофа“, однако тогда у них не было технических возможностей обследовать содержимое корабля. В этом году (значит, задолго до аквалангистов „Рекина“! — В. Г. ) аквалангисты — члены приморского клуба „Посейдон“ — решили провести подготовительный эксперимент. Они построили подводный домик диаметром в полтора метра, который назвали „Анна-Мария“. Шарообразная кабина будет спущена на канате с борта судна на глубину 118 метров в 15 морских милях к северо-востоку от Хельского полуострова. В течение 11 часов, включая время погружения и поднятия на поверхность, в кабине будут находиться аквалангисты.

Они проведут киносъемку, возьмут образцы минералов со дна моря и, кроме того, будут наблюдать за своим самочувствием в столь необычных условиях. Если эксперимент удастся, в будущем можно будет тщательно изучить содержимое „Густлофа“».

Говоря откровенно, заметка вызывает много вопросов. Прежде всего: состоялся ли эксперимент, а если состоялся — каковы были выводы? Во-вторых, почему спуск предполагался на глубину 118 метров, если, судя по карте, в районе «навигационной помехи № 73», как обозначен затонувший «Вильгельм Густлоф» в лоциях Гданьского морского управления, глубина 46–50 метров? В-третьих, зачем нужны были польским аквалангистам дополнительные тренировки, если подводная экспедиция, возглавляемая Ежи Янчуковичем, отлично натренировалась на озере Вдыдзе, где погружения производили с применением подводных рефлекторов, кинокамер, другой спецаппаратуры и декомпрессионной камеры, консультируясь со специалистами из Военно-медицинской академии Польского ВМФ?

Не сняла вопросов и еще одна попавшая мне в руки публикация — польского журналиста Юзефа Снечинского «По следам „Янтарной“», помещенная в журнале «Вокруг света» (1976. № 5).

В ней сообщалось, что аквалангисты «Акулы» — студенческого клуба Гданьского политехнического института, спустившись на «Густлоф», не обнаружили в его трюмах сокровищ. Натерпевшись всяческих страхов — в двухсотметровом остове судна оказалось множество скелетов в остатках немецкой военной формы, — они нашли в центральном трюме боеприпасы, проржавевшее оружие и запасные части к двигателям. Однако в самые нижние трюмы пробраться не смогли — это оказалось и сложным и опасным.

Словом, спуски на «Густлоф» в 1956-м, 1958-м и в последующие годы не подтвердили версию о том, что Янтарная комната находится на лайнере, но в то же время и не перечеркнули ее окончательно. Есть еще много сомнений и уточнений по поводу предположения о вывезенном на «Густлофе» сокровище. Будущее покажет, насколько оно оправдано.

А теперь, когда я изложил, сославшись на источники, это довольно неожиданное предположение, могу со спокойной совестью продолжать рассказ о боевом походе «тринадцатой», о новой победе экипажа.

Справедливости ради я должен сообщить читателям, что так называемая «морская» версия о местонахождении Янтарной комнаты не ограничивается только «Вильгельмом Густлофом». В поле зрения исследователей попали и другие немецкие суда, выходившие в первые месяцы 1945 года из Пиллау и Данцига.

Вот, например, транспорт «Варнемюнде», водоизмещением 8 тысяч тонн, вышедший из Пиллау 20 января. Вез он не только «двигатели для подводных лодок-малюток», как указано в судовых документах, но и «неизвестный груз в тяжелых ящиках, стандартных, одного размера». Этот транспорт был потоплен 21 января в сорока милях к северу от косы Фриш-Нерунг…

Представляет определенный интерес и транспорт «Х-29», водоизмещением 11 тысяч тонн, вышедший из Пиллау 12 февраля. Он был потоплен советскими самолетами на следующий день. В сообщении об этом событии на море немцы отмечали: «… военным патрулем пиллауского оборонительного района подобран человек, назвавшийся мотористом транспорта „Х-29“, потопленного русскими самолетами — топмачтовиками. Он заявил, что в трюмах транспорта находилось имущество газеты „Кенигсбергише альгемайне цайтунг“, книжного издательства „Грефе“… а также несколько десятков длинных плоских ящиков, которые были помещены в отдельный отсек…»

А почему не присмотреться к еще одному факту — крупный лайнер «Роберт Лей», водоизмещением 37 тысяч тонн, вышедший из Пиллау с каким-то очень ценным грузом, благополучно прибывший в порт Бремерхафен и там накрытый бомбами английской авиации? Что он вез — до сих пор загадка. Может быть, Янтарную комнату?

Хотя для меня, к примеру, как для автора исследования о «Густлофе», предпочтительнее версия о «Вильгельме Густлофе». Правда, она борется с общечеловеческой жалостью по поводу утраты такого сокровища. Уж лучше бы Янтарная комната не погибла!

В любом случае — прав я или не прав — я не мог не рассказать о встрече с польскими журналистами, о разговоре с ними, о статье в «Бандере» и многочисленных «морских» версиях.

«… Беру в руки исторический журнал нашей подводной лодки, — написал мне в одном из очередных писем бывший инженер-механик лодки Яков Спиридонович Коваленко, — читаю лаконичные записи (подробно записывать нам тогда было некогда) и вспоминаю все, что происходило с нами от записи 30 января до второй подобной записи, сделанной через десяток дней… Напряженное это было время. Нужно было прежде всего осмотреться и разобраться с неисправностями…»