Савва Ямщиков - Антикультурная революция в России

Я постоянно ловлю себя на мысли, что устал возмущаться вакханалиями бескомплексных лолит и задовращениями гурченко-моисеевых; как на лежащее в магазинах несвежее мясо, смотрю картинки в попадающихся на глаза глянцевых журналах или цветные порнорепортажи «комсомолок». Понимаю, что долго так продолжаться не может, ибо если не прекратится этот горячечный бред, страшная участь земли Содомской и Гоморрской нам обеспечена. Но что меня больше всего удручает, так это активное участие в попрании моральных устоев и желание не отстать от эпатирующей российского гражданина попсы и шоу-нечисти людей, которые владеют одним из самых священных атрибутов человека — литературным даром, умением складывать слова в мысли и передавать их стремящимся к свету, знаниям читателям, ждущим от своих духовных наставников добра, гармонии и возвышенных символов.

Беспредел и попрание сокровенных принципов любовных отношений мужчины и женщины, проповедуемые такими, боюсь сказать, «писателями», как Ерофеев, Сорокин и их подражатели, не поддаются здравой критике, ибо они поставили себя над недостойным их «гениальности» читающим быдлом. Смешным было бы требовать норм приличия и от «лудильщиков» бесконечных альковных историй, крутых детективов, где нездоровый секс дополняет мрачные сцены убийств, насилий и кровавых вакханалий.

Но почему так потянуло писателей основательных, стремящихся к обдуманным решениям проблем сегодняшней жизни, пишущих зачастую добротным русским языком с оглядкой на классическое наследие, к запретным плодам «сексуального сада», почему так увлеклись они постельной тематикой, стараясь не отстать от своих разнузданных коллег, остаётся для меня загадкой и большим разочарованием, если не сказать, огорчением. Читаешь роман, замысел и воплощение которого близки и небезразличны тебе, и постоянно сталкиваешься с многостраничными мистериями нечеловеческих плотских наслаждений. Поражают энергия и колдовской огонь, которые так и брызжут из-под пера, а скорее отскакивают от компьютерных клавиш, когда на них нажимают пальцы немолодых уже литераторов, знающих жизнь не с одних только деторождающих позиций. Нет, это не любовь Вронского и Карениной, не чистая земная страсть Григория и Аксиньи, возвышающаяся до небесных откровений, не трагические любовные отношения астафьевских героев, опалённых пожаром войны. Прекрасные страницы, выстраданные их творцами, помогают читателю осознать красоту и извечность любви, уважать и ценить отпущенный Богом дар бесценной жизни.

Мне повезло встретить в своей жизни сказочных женщин, о любви к которым я вспоминаю с благоговением и благодарностью. А за их любовь ко мне готов вечно боготворить и славить божественные создания. Поэтому никогда и в мыслях я не держу сделать достоянием посторонних людей те неповторимые мгновения близости, которые подарила жизнь. И когда читаю многостраничные описания сексуальных подвигов нынешних литературных героев, я прежде всего испытываю брезгливое раздражение, скуку и усталость, мешающие следить за основной фабулой романа или повести. Мне кажется, что авторы, впадшие в запоздалый плотоядный оргазм, недополучили в своё время любовной радости и удовлетворения сокровенных желаний и теперь стараются выдавать надуманное за реальное, а это всегда обедняет содержание литературного произведения, делает его показным и ходульным.

Следовало бы авторам, увлекающимися фантастическими описаниями плотских утех своих героев, помнить, что строятся эти описания на их личном опыте, полученном от общения со своими жёнами, любимыми подругами или просто со случайными партнёршами. Право же, они заслуживают большего уважения и признательности за дарованную ими страсть и любовь, чем затопившие сегодня литературные страницы полупристойные извержения нездоровой плоти. А критикам, поющим дифирамбы своим работодателям, стоит хотя бы раз представить своих родителей, давших им жизнь, на месте мужчин и женщин, поругаемых непристойными описаниями их интимных взаимоотношений, и задуматься…

Прежде чем рассказать о состоянии нынешней отечественной культуры, считаю необходимым озвучить своё внутреннее кредо восприятия общемировой культуры как существенного производного от творений Высшего Разума, то есть от Воли Бога Отца. Меня всегда поражало нежелание, а иногда противление людей даже высокообразованных, оснащённых богатейшими историческими познаниями, признавать совершенно очевидную дочернюю зависимость любого культурного проявления — начиная с детского рисунка до бессмертных созданий Микеланджело, Дионисия, Данте или Пушкина — от духовных постулатов Евангелия. Обращаюсь исключительно к догматам христианской веры, и прежде всего к православной её составляющей, ибо рассуждаю о культуре России одного из тяжелейших периодов за всё многовековое существование.

Любая революция, «пожирающая своих детей», не может создавать благоприятные условия для процветания культуры, не говоря уже о высочайших взлётах. Революции всегда порождали хаос в умах людей, несли с собой разрушение государственных устоев и поругание исторической памяти. Даже если революционеры или простые бунтари вдохновлялись и руководствовались благородными целями свержения прогнивших, с их точки зрения, режимов, бесчеловечные методы Маратов и Робеспьеров, пестелей и Пугачевых, не говоря уже о Лениных и Троцких, предполагали в лучшем случае игнорирование, а в худшем — осмеяние и уничтожение христианских заповедей, изгнание веры из людских душ, а следовательно, и лишение культуры родительской заботы и духовного окормления.

Декабрьские заблуждения лучших умов России, «разбудивших Герцена», который породил безжалостного тирана Ленина, приветствовавшего диктатора Пестеля и то самое «пробуждение», мне кажутся зеркалом, в котором сфокусировались особо большие опасности и одновременно предостережение для России, попытавшейся в очередной раз поклониться «просвещённому» Западу и вкусить от запретного кровавого плода, взращённого французскими вольнодумцами и атеистами. Никогда я не мог заподозрить князя Трубецкого, не пришедшего на Сенатскую площадь 14 декабря, в трусости или предательстве. Уверен, что внутренняя молитва, обращённая к Богу, отвела его от участия в убийстве война-героя Милорадовича и гибели множества невинных солдат. И не заяц, которому нынешние массовики-затейники ставят памятники вместе с чучелами Чижика-Пыжика и социально близкого им проходимца Бендера, остановил Пушкина на дорогах Михайловского, а сознательное нежелание участвовать в противобожественном заговоре. Сколько разных «пушкинистов» дурило нас умышленно искажаемым ответом поэта императору: «Я был бы с ними (декабристами. — С.Я.)». Пытались они задним числом обратить Пушкина в революционеры, а потому преступно утаивали подлинную причину неприезда гения в мятежную столицу. «Бог не пустил», — только так и мог ответить государю поэт, у сердца хранивший проникновенную молитву Ефрема Сирина и оставивший миру в наследие величайшие религиозные стихотворные откровения.