Андрей Девятов - Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке

Если мне удалось доходчиво прокомментировать смысл социализма с китайской спецификой, как понял его я, то у читателя в сухом остатке должно отложиться мнение, что это:

• и одинаково понимаемая народом национальная идея с четкой целью завершить модернизацию общества к 2019 году, целью, мобилизующей волю народа; и четкая экономическая стратегия властей с расписанными по направлениям, срокам и объемам задачами бюрократии;

и адекватная им военная доктрина государства, суть которой в консолидации и предметной демонстрации армией живого чувства национального достоинства. Триединая же суть этих построений китайской мысли и воли — благополучный покой середины.

Поскольку тот период истории, в котором пребывает "новая Россия", уже прочно именуется уродливым словом "постсоветский", для нас фундаментальное значение имеет простенький, на первый взгляд, вопрос: почему социализм в Китае живет и процветает, на Западе не Привился, а в России рухнул?

Для того, чтобы добиться уяснения общего, есть смысл максимально упрощать все сложно перемешанное многообразие реальной жизни, опускать единичное и выпячивать лишь особенное. По жизни же так: напишешь общее правило, а самым характерным является исключение. Как в грамматике. Но правило все-таки есть.

Начну с попытки прояснить причины отката и краха социализма в России. На мой взгляд, главная из них заключается в том, что традиционной формой конструкции власти для России является аристократия. Общество делится по критерию: "Знать/народ". Основной общественный инстинкт — приобщение к славе. Отношения подчинены целесообразности. Психология общинная, держится на доверии людей друг к другу, справедливость понимается как равенство.

В Китае господствует бюрократия. Общество выстроено в координатах "старшие/младшие" по горизонтали; и "начальники/ подчиненные" — по вертикали. Вектор устремлений — восхождение к власти. В отношениях установлен ритуал. В психологии главное — семья, иерархия здатства. Запад же сориентирован на демократию, разделяющую общество по принципу "активные/пассивные". Ценностный ориентир — стяжание денег. Отношения регулирует закон. В центре психологии — личность, фетиш свободы.

В России верхи и низы — страшно далеки друг от друга и столетиями живут отдельно. Народ (тот, кто народился сам по себе) к прямому участию во власти знатью (благородными) никогда не допускался и потому более обособлен, чем на Западе. Так было и при князьях, и особенно при империи после Петра I. Так стало и при советской власти. Характерной чертой аристократии является не классовое (присущее Западу и описанное для XIX века К. Марксом по Великобритании), а сословное деление общества.

Советский социализм с этой точки зрения — всего лишь одна из исторических форм объединения и гармонизации разных частей русского сословного по своей природе общества. Но лично мне, чтобы понять это, оказалось необходимым полностью отстраниться от привычной системы координат своего мышления. В этом плане совершенно бесценной оказалась поездка в китайский Тибет.

Так сложилось, что мне довелось побывать на всех континентах Старого Света. И сегодня, сравнивая виденное в Сибири, Гоби, Тибете, джунглях Вьетнама, пустынях Аравии и Калахари, я могу с полной уверенностью утверждать, что определяющее влияние на жизнь и культуру этноса оказывают три главных фактора: почва, климат и пища. В Тибете они по своей совокупности наверняка самые суровые в мире. Здесь мы сталкиваемся с такой уникальностью, что на ее фоне специфические черты китайской, западной и русской цивилизаций видны наиболее отчетливо.

В Тибет я попал в ноябре 1998 года. За две недели проехал на "джипе" почти 1000 километров. Самый высокий перевал на маршруте превышал 4900 метров над уровнем моря, точки ниже 3600 метров не было. Учитывая, что высота Монблана 4810 метров, вся "наша", европейская цивилизация казалась чем-то, находящимся далеко внизу. Заснеженные вершины и искрящиеся на солнце ледники и ручьи. Бледная, желто-серая каменная пустыня, иногда до серо-зеленого или черно-зеленого цвета на одном склоне и здесь же ярко-желтые песчаные барханы — на другом. Скупая растительность в долинах рек и зелень травы по берегам сине-голубых озер. Яркое, жесткое солнце. Тепло днем и жуткий холод ночью. Редкие яки на склонах и поля ячменя в долинах. Селения из серых каменных домов-башен и белые с красным и золотом монастыри. Никакое описание не может дать представления о безмятежном величии, грозном достоинстве, потрясающем ужасе, волшебной прелести разнообразнейших высокогорных пейзажей.

Одним словом, вроде бы гиперэкзотика, туристический рай. Но безграничные в теории туристические возможности на практике сильно ограничены — и даже не отсутствием хороших дорог или комфортабельных гостиниц, а кислородным голодом и низким атмосферным давлением высокогорья. Любой, даже очень выносливый, человек с равнины чувствует себя в Тибете физически очень скверно. Здесь требуется длительная акклиматизация.

Повторю: за годы реформ китайская деревня в пригородах, где рынки сбыта рядом, и на равнине, где тепло, вдоволь воды и много рабочих рук, интенсивным трудом разбогатела, приоделась, отстроилась новыми домами с городской мебелью и спутниковым телевидением. Особенно заметно поднялась деревня в равнинных восточных и южных районах страны, где по условиям климата снимают до трех урожаев, а водный транспорт по многочисленным рекам и приморский каботаж своей дешевизной обеспечивают выигрыш над накладными расходами в любых сухопутных и, тем более, горных перевозках. Однако и через 20 лет после начала реформ, в 1998 году, всего в 300 км от Пекина, я своими глазами видел горные деревушки между Тайюанем и Шицзячжуаном, где крайняя бедность никак не изменилась к лучшему за годы реформ по причине отсутствия в тех горах пригодной для обработки почвы.

В Тибете я видел в ходу карточки распределения зерна, но и то лишь в находившихся на довольствии государства китайских гарнизонах. Сами тибетцы — даже с появившимися кое-где радиотелефонами, компьютерами и электронной почтой — как жили в натуральном хозяйстве, так и живут. Так как растет в местных условиях, да и то очень плохо, только ячмень, местное топливо — кизяк из ячменной соломы и навоза яков, а любая интенсификация движений из-за разреженности воздуха и кислородного голода приводит к быстрой усталости и полному истощению физических сил, как у альпинистов. Растительная пища грубая, ограничена ячменем, который порой жуют прямо в виде зерна. Вареное мясо, сливочное масло, сохраняемое кусками в зашитом бараньем желудке, простокваша, лепешка, бульон с пельменями и чай с молоком — вот и все разносолы. Никакое изобилие здесь невозможно по самим природным условиям. В тибетском обществе нет многоженства, поскольку один мужчина не в состоянии содержать несколько жен, но, наоборот, до сих пор процветает многомужество, когда одну женщину и ее потомство содержат несколько мужчин. Местная продуктивность хозяйства настолько мала, а прибавочный продукт настолько ничтожен, что все накопления за долгие века сосредоточены в монастырях. Да и там, кроме золотых статуй Будд и серебряных ковчегов лам, украшенных булыжниками бирюзы и нефрита, других накоплений/пожертвований (исторически, во многом, за счет труда крепостных) практически нет. Какие-либо налоги собирать не с чего и содержать аристократию, бюрократию или демократию просто не на что. Демократия — для сытых. Для голодных же — под силу только теократия во главе с духовным правителем! "Всеведущий" Далай-лама (море мудрости) — живое воплощение духа (энергии) сострадания. Заметьте: не западного наслаждения и богатства, не православного милосердия и совестливого покаяния в грехах, но сострадания.