Татьяна Москвина - Страус – птица русская (сборник)

Я не останавливаюсь на сюжетном барражировании вокруг денег и векселя, это все на месте и прекрасно функционирует. Зритель как не читал пьес, так и не читает и внимательно следит за приключениями заемного письма, по которому Лебедкиной следует заплатить купцу Дороднову, а поверенный Дороднова – Герасим Маргаритов, отец Людмилы, а Людмила берет из портфеля отца это письмо и отдает Николаю, а Николай делает копию, в то время как Лебедкина убеждена, что дурачок задаром отдал оригинал, и т. д. Мне были прежде всего интересны люди, лица, характеры. Многое удалось, хотя и не всё.

Петр Журавлев (Маргаритов) нашел спокойный, верный тон для своего героя – той особенной острой темы личной чести, какая была в телефильме Л. Пчелкина в исполнении Иннокентия Смоктуновского, в нем нет, но есть добротная обрисовка скромного характера честного захолустного интеллигента. Не вполне освоилась с возрастной ролью Фелицаты Шабловой эксцентрическая, гротескная актриса Ирина Полянская – что-то в ее существе «не поместилось» в образ хозяйки дома, ворчуньи и хлопотуньи. Она энергична, бодра, с темпераментом, но, наверное, всё-таки рановато Полянской играть старушек Островского или это и вообще не ее стихия. Изюминки нет, сыграно без аппетита, чувствуется нервное раздражение актрисы, не нашедшей пока контакта с ролью. Статная С. Строгова неплохо смотрится в роли Лебедкиной, но, правда, хотелось бы большей свободы, раскованности, игры – ведь взбалмошная вдовушка с ее эгоцентрической «философией» есть главный антагонист героев, носительница враждебной им жизни. А вот простодушный Дормедонт – Евгений Титов – сыгран с большим аппетитом и очень нравится зрителю, что неудивительно: Дормедонт явный родственник Миши Бальзаминова, а Мишу Бальзаминова никто и никогда не вытеснит из зрительского сердца. Милый простак всегда в цене, особенно сейчас, когда и дураки стали закрученными, заверченными, заслонились образованием и деньгами. А тут без примесей, чисто и славно: волосы дыбом, глаза сияют, что ни сделает – всё на потеху, но не грубо, а в общем русле стильного, добросовестного этюда.

В режиссуре Владимира Туманова на этот раз самое примечательное – адекватность избранной пьесе, создание единого стиля постановки, решительный отход от карикатуры, шаржа, утрирования Островского. Слова Дормедонта «у нас все честно и благородно» можно счесть главным лозунгом новой «Поздней любви» в Молодежном. Никакой агрессии – грустно без надрыва, смешно без кривлянья, актеры словно вгляделись в персонажей, как в близких и равных людей. Да, в безоглядной любви Людмилы и в ней самой есть что-то исступленное и пугающее – но это лишь нота, в мире пьесы и спектакля жизнь героев сложилась вроде бы к лучшему. Этот спектакль, изысканный и аскетичный, излучает что-то строгое и благородное – ощущение чистоты, бедности, душевности, правоту «захолустных» людей в их надежде на тихую достойную жизнь. Вот так, затаившись в комнатке возле своей этажерки, любя ближнего и опираясь друг на друга, добрые честные люди могут выжить. Да и выживают – который век подряд.

Итак, друзья, мы переносимся в октябрь 1983 года, на Исаакиевскую площадь, дом пять. Здесь расположен научно-исследовательский отдел Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Я – аспирантка сектора источниковедения и работаю над темой «Драматургия A.Н. Островского 1870-х годов». Я отчаянно влюблена. Сейчас откроется дверь – и Он войдет. На нем – шикарный черный плащ (от комиссионного магазина на улице Некрасова), польская рубашка в клеточку (от комиссионного магазина на Лиговском проспекте), а на плече висит настоящий воинский планшет (от дедушки). Он – тоже аспирант сектора источниковедения и пишет диссертацию «“Моцарт и Сальери” А.С. Пушкина в контексте русской художественной культуры XX века». Он легок, прохладен, свободолюбив, разговорчив, он улыбается, как принц эльфов, и зовется Сергей Шолохов.

Наши коллеги, усиленно трудящиеся над темами «Героическое в советском искусстве» и «Образ B.И. Ленина в театре семидесятых-восьмидесятых годов», считают нас задаваками и пижонами. Это несправедливо. Мы – дети трудового народа. Мама Шолохова, золотая медалистка, архитектор, не имеет даже собственного участка и снимает коммунальную дачу в Солнечном – которую у нее отберут в девяностых годах, хотя именно она эти приюты для бедных и проектировала. Моя мама, золотая медалистка, недавно защитила кандидатскую диссертацию, название которой я выучила с целью произнесения в гуманитарной среде. Вот оно: «О некоторых особенностях дисбаланса карданного вала привода подвагонного генератора». Собственности мы не имеем никакой, хотя мамины изобретения даже внедрены. В середине восьмидесятых будет куплена избушка в Псковской области за огромную для нас сумму (семьсот рублей), нынче ободранная богатырскими псковичами вплоть до розеток и проводов и даже, кажется, уже раскатанная по бревнам.

Однако мы с Шолоховым получаем приличную стипендию (сто рублей, девяносто на руки) и потихоньку начинаем печататься. Шолохов – в газете «Ленинградская правда», я – в газете «Ленинградский рабочий». Рецензия на х/фильм стоит в «Рабочем» рублей четырнадцать-шестнадцать. В «Правде», конечно, подороже. Это загадочное учреждение занимает три этажа известного дома на Фонтанке, а мой скромный «Рабочий» – всего пол-этажа. Хотя оба товарища являются, как написано у них на лицах, «органами ленинградского обкома КПСС». Ну, мы ж понимаем, органы органам рознь.

Вот, значит, как. Сейчас Он придет, и нас посетит одна и та же идея. Эта идея появилась сразу, как только мы поступили в аспирантуру и явились на первое заседание сектора источниковедения, в январе восемьдесят третьего года. Идея заключалась в том, чтобы пойти выпить пива, а потом пообедать в столовой Консерватории. К июню мы допились пива до того, что в день рождения А.С. Пушкина моего принца эльфов забрали в «трезвеватель». Я тоже влезла в милицейскую машину, желая разделить участь друга. Но меня почему-то забраковали, а Серёгу отдали через два часа, после того, как я залила горестными слезами весь участок с сильным текстом вроде «Отдайте мне его, я без него не могу жить!». Сначала служители закона вежливо объясняли мне, что привезенное они никак не могут отдать, потому что оно не ходит и, в общем, ни для каких целей не годится. Потом, встревоженные силой моего чувства, вывели бледного и ласково улыбающегося Серёгу. По дороге домой он сломал ветку сирени и подарил ее мне со словами: «Ты – настоящий товарищ».

Это была правда, но она мне не понравилась. Я не собиралась с ним дружить. Я вообще дружу с мужчинами, когда у меня нет времени, желания или возможности их соблазнить. А тут-то времени было – вагон и маленькая тележка! Застой же стоял, благослови его господь! Я могла преспокойно стравить целый год на приручение абсолютно неприручаемого эльфа.