Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)

Темперамент у Павлова был редкостный – просто как бурлящим кипятком налит человек, про таких говорят: «бешеный». Но эта страстность была подземной, скрытой, вырываясь изредка, в кульминационных мгновениях роли. Считается, что скрытая чрезмерная страстность и несколько «подпольная» психология присущи многим русским людям, но по этой части, глядя на Павлова, сомнений не возникало: уж не испанец перед тобой, а наш родной мужичок, который, как нам Некрасов еще объяснил, «до смерти работает, до полусмерти пьет». Хотя лицо Виктора Павлова было особое, совсем не простое, может, и византийского письма, и на лик смахивало. Судя по всему, и человек он был преоригинальный…

Привыкаешь к своим «народным артистам», как к кровным родственникам, и до того обидно и жалко их терять! Ведь таких лиц уже не будет – может, будут и красивее артисты, и ярче, и звонче, но таких родных уже не будет никогда.

Умер Михаил Ульянов. Отлетел наш орел, наш председатель, наш маршал, воплотивший в себе, наверное, лучшие черты Красной России. На восьмидесятом году жизни – полгода не дотянул до юбилея… А впрочем, говорят, юбилей – репетиция похорон, так что Михаил Александрович обошелся, можно сказать, без лишних репетиций. Жизнь состоялась. Достойная, красивая, ясная жизнь выдающегося артиста. Убавить от нее нечего – а прибавить наши новые времена вряд ли что могли.

Он был создан для славы и любви – и он получил их сполна, и как мы смели бы не полюбить этот взрывной, бешеный темперамент, это чистое, открытое лицо с вздернутой иронически бровью, пронзительные светлые глаза, неповторимый, вмиг узнающийся голос! Энергия пульсировала в нем не в обыкновенно-человеческих объемах и ритмах – так мчатся кометы, так бьют водопады. Силища! Что ж тут попишешь, когда человек родом из Сибири. Ульянов лет тридцать жил на сцене и экране точно лихой кавалерист, на полном скаку. Недаром ему так часто поручали играть «хороших начальников», настоящих, не бумажных руководителей – воплощать народную мечту о настоящей власти. Он и воплотил. Без малейшей фальши. Потому что не на реальных председателей и полководцев оглядывался, а просто и смело создавал их из самого себя. Разве его Георгий Жуков – это Жуков? Нет, подобно Петру Первому Николая Симонова, который был мечтой о народном царе, сыгранный во множестве картин Жуков Ульянова – это народная мечта о народном воине. Но при таких способностях к величественной и красивой идеализации Ульянов мог и многое другое. Плоть от плоти Красной России, как он сыграл белого генерала Чарноту в фильме Алова и Наумова «Бег», по Булгакову! Сколько остроумия, бурлеска, ярости, тоски, какой живой и незабываемый получился образ. Поистине «русского размера»…

Впрочем, он все умел, и не только в русском репертуаре – я отчетливо помню его в «Антонии и Клеопатре» Шекспира, был такой спектакль в театре имени Вахтангова, осталась телезапись – осталась ли? ау, телевизионные люди, вы хоть храните сокровища или все уже на распыл пустили? – он играл Антония. Так это ж был Антоний! Как он, посреди оргии в Риме, взревел от боли и тоски по оставленной возлюбленной – «В Египет захотелось!!» Э, вы, нынешние, ну-тка – да не сможете, слабо.

Михаил Ульянов многое мог сыграть, но мелкого, слабого, ничтожного человека сыграть был просто не в состоянии. Распоследний мерзавец, сыгранный им у Никиты Михалкова в картине «Без свидетелей», был масштабен, огромен, страшен как символ морального человечьего распада вообще. И его горе-драматург в чудесной картине Глеба Панфилова «Тема» был скверен, но и в падении своем сохранял следы таланта и величия. А умел Ульянов и чистую комедию играть – полюбуйтесь на его лихого забияку-инвалида в забавной ленте Дмитрия Астрахана «Все будет хорошо». Мастер, умелец, широкой и звонкой судьбы артист, настоящий «маршал искусства», он и в последние годы сохранял форму и дар, блестяще сыграв хитроумного деда-мстителя в «Ворошиловском стрелке» Станислава Говорухина и мило пошутив в «Антикиллере» Егора Кончаловского. Прискорбно, что мы так и не увидели его Понтия Пилата – «Мастер и Маргарита» Юрия Кары до сих пор под замком.

Драконы сторожат. Неужели уход Михаила Александровича не сподвигнет ни один канал на подвиг – почтить память артиста и показать Пилата-воина, каким, несомненно, сыграл его Ульянов?

Ульянова часто выбирали руководить, именно выбирали, по доверию сердца – он был и секретарем Союза кинематографистов, и председателем Союза театральных деятелей, двадцать лет руководил родным театром имени Вахтангова. Никогда не доводилось слышать ни одного недоброго, темного слова о нем как о начальнике. Видимо, ясный свет сиял в этом человеке, не отбрасывая тени. Так бывает. Редко, но бывает.

Жаль, что актеров не принято хоронить с воинскими почестями – уж кто-то, а Михаил Ульянов это заслужил. Спасибо за труды, за честно и славно отработанный дар, прощайте, дорогой «председатель», теперь уж встретимся в Небесной России, где таким, как вы, самое место.

Так и слышалось, как при известии о внезапной смерти Андрея Краско с горечью и досадой крякнула Россия: «Эх, да что ж такое!» – и дальше непечатно. Краско полюбили не за роли, а как-то всего целиком – с его светлыми умными глазами, насмешливой и притом мягкой речью, феноменальной естественностью, повадкой простого-непростого мужичка. Он не запоминался, а прямо-таки врезался в память с любого своего появления на экране: узнавание было мгновенным. Резко очерченный национальный тип, натуральный народный артист и форменный «русак» – наш человек во всем.

Наивному глазу частенько кажется, что такие артисты и «не играют ничего» – в заблуждение вводит полное отсутствие наигрыша и совершенное владение своими средствами. Но возьмите две роли Краско – бравого командира подлодки в фильме «72 метра» и хитрого дворника Маркела в сериале «Доктор Живаго». Что между ними общего, похожего? Командир – чистый, ясный кристалл: такой никогда не подведет, не обманет, и погибнет с улыбкой на губах, как и жил. С отчаянной и грозной веселостью, в сцене, как бы пригрезившейся во сне, он приказывает: «Оркестр! “Прощание славянки”!» И подводники, бодро и красиво чеканя шаг, уходят в море. И очевидно, что именно такие люди, как этот командир, когда-то не сдали «Варяг», да и вообще ничего и никого не сдали. Погибали при исполнении – такая должность. А Маркел – совсем другое дело: хитрющий, затаённый, крепкий задним умом. Такой и обмануть, и предать может за милую душу, несмотря на искреннюю привязанность к господам. Тут иная русская перспектива открывается – на людей, закрученных многовековым рабством в тугой узел, на лукавую дворню, всегда готовую наступить своим барам на пышный хвост. Но, став полным хозяином в квартире господ, у которых когда-то исправно служил дворником, Маркел хоть и куражится, а тоскует, всей неказистой душой ощущая неправедность, неладность новых времен. Так что работа артиста, столь обманчивая в своей натуральности, на самом деле представляет высшую степень сложности, пик художественного обобщения.