Эксперт Эксперт - Эксперт № 33 (2014)

В самой Франции оборонительно-наступательный «план XV» в 1907 году поменяли на «план XVI», предполагавший возможно более быстрый переход к наступлению, а принятый накануне войны «план XVII» и вовсе не предусматривал никакой оборонительной фазы. В России опасности втягивания страны в войну с переходом ее в затяжную стадию, с нарастанием экономического кризиса и анархии рассматривались разве что в записке главы МВД П. Н. Дурново, о чем говорит, в частности, «снарядный голод», поразивший русскую армию уже осенью 1914-го.

В общем, стратегия «малой кровью, на чужой земле», отраженная в песне «Если завтра война, если завтра в поход» (а не в окоп, заметьте), отнюдь не являлась изобретением советских военных стратегов. Справедливости ради надо отметить, что и к войне на истощение политическая система СССР оказалось более приспособлена, чем ее предшественница. Хотя если сравнивать уровни душевого ВВП с учетом динамики, то наше отставание в развитии от Германии в 1941 году было точно таким же, как в 1914-м, — 50 лет.

Промреволюция: победа стратегии над тактикой

Ошибкам в прогнозировании хода будущей войны способствовала недооценка влияния промышленной революции на технологию военных действий. С одной стороны, было очевидно, что индустриализация произвела решительные изменения в том, что можно назвать количеством и качеством войны. С развитием сети железных дорог впервые появилась возможность быстро мобилизовать и доставить к полю боя миллионы людей. Между 1870 и 1914 годами протяженность европейских железных дорог выросла со 105 тыс. до 290 тыс. километров. Россия в 1914-м могла двинуть в сторону Польши и Галиции 360 эшелонов в сутки, тогда как Австрия — чуть более 150. Вместе с тем выросшая производительность труда и возможность использования женского труда в ряде секторов промышленности позволяли отчасти компенсировать изъятие мужчин из экономики на достаточно продолжительный военный период.

Последней крупной европейской войной, где сторонами еще не была оценена и использована роль логистики в достижении целей, стал русско-турецкий конфликт 1876–1878 годов, где русской армии пришлось действовать на расстояниях до 700 километров от железнодорожных коммуникаций (к тому же стандарт колеи Румынии и Болгарии не соответствовал российскому) и на двух абсолютно изолированных фронтах — Кавказском и Балканском. В результате военные действия развивались медленно, сопровождаясь чудовищным геноцидом по отношению к местному населению. В Болгарии в ходе резни в апреле 1876 года было убито от 15 тыс. до 100 тыс. христиан, ответными жертвами стали 250 тыс. мусульман и еще 500 тыс. бежали в Стамбул. Не обошлось и без погромов в отношении евреев, также вынужденных искать убежища в Турции, а на Кавказе курды вырезали 30 тыс. армян, предположительно симпатизировавших России. Основным видом операций были длительные осады или лобовые штурмы. Все это сильно контрастировало с маневренными войнами, которые еще десятилетием раньше вела Пруссия против Австрии и Франции, — на каждую ушло лишь семь недель.

Мобилизационные планы, в соответствии с которыми требовалось собрать и доставить на театр военных действий миллионы людей в течение нескольких суток, были столь сложны, что, начав мобилизацию, ничего уже нельзя было ни отменить, ни изменить. В то же время задержка с ней означала неизбежное поражение в начальный период войны и, возможно, во всей кампании. По идее, эта необратимость могла бы стать сдерживающим фактором, но политического опыта жизни в новых условиях и соответствующих международных институтов еще не было, каждый лидер рассчитывал получить преимущества, сыграв на опережение. Это делало сложившееся в Европе равновесие крайне хрупким.

Одновременно стратегическая мобильность сочеталась с увеличением зависимости от логистики и снабжения и нарастанием тактической малоподвижности войск. Армия целиком зависела от доставки боевых средств и, в отличие от доиндустриальных времен, просто не могла выжить самостоятельно, полностью завися от доставки питания; все это в отсутствие автотранспорта и механизированных частей привязывало войска к системам снабжения, в первую очередь к железнодорожным линиям. Тактические передвижения — в отсутствие значительного числа танков и автомобилей — по-прежнему оставались за ногами и лошадьми, что ставило наступающих в крайне невыгодное положение перед гораздо большей неуязвимостью обороняющихся.

Возросшая мощь средств поражения также способствовала стационарному характеру войны, загоняя армии в окопы. Тактическое управление войсками далеко отставало от роста их количественной мощи и даже ухудшилось по сравнению с предыдущими эпохами, когда разместившийся на коне на каком-нибудь пригорке командир мог видеть поле боя и отдавать приказания. Выходом из ситуации могла бы стать радио- или хотя бы проводная связь, но до их массового применения было еще далеко. В итоге наступательные действия очень сложно было координировать на поле боя. Организационно-командную структуру армий требовалось приспособить к возможностям ведения самостоятельных действий небольшими группами в рамках согласованного общего плана, однако эта структура во всех воюющих державах какое-то время оставалась жесткой и забюрократизированной. Произошедшие технологические изменения разрушили существовавший ранее баланс родов войск. Железные дороги резко принизили роль флота, который ранее мог служить единственным средством мобильной доставки войск в нужное место, что, в частности, практически обеспечило непобедимость Англии в XVIII–XIX веках. Однако такие сухопутные державы, как Германия и Россия, по инерции уделяли флоту повышенное внимание. В частности, Россия, на которую произвели неизгладимое впечатление поражения сначала в Крымской, а затем и Русско-японской войнах, направляла на развитие Балтийского и Черноморского флотов значительную часть военного бюджета. В дальнейшем это оказались выброшенные на ветер деньги, поскольку эти флоты не сыграли в Первой мировой почти никой роли (как, впрочем, и в следующей, когда Сталин личным приказом запретил использовать в боевых действиях флагманы Черноморского флота, оказавшиеся совершенно беспомощными перед атаками с воздуха). Немцев же использование морского «чудо-оружия», подводных лодок, вовлекло в конфликт с США, оказавшийся роковым. Усиление мощи артиллерии нарушило прежний баланс трех родов войск — артиллерии, пехоты и кавалерии, каждая из которых решала в бою свою тактическую задачу. Во Второй мировой этот баланс будет восстановлен с заменой кавалерии на бронетанковые и механизированные войска, но пока что прежняя «машина наступления» оказалась сломанной. Все это неизбежно вело к длительной и дорогостоящей войне, в которой сражения и война в целом выигрывались не тактической и оперативной умелостью, а измором.