Никита Кузнецов - Под флагом России

— Ваше высокоблагородие, воду выкачали, дрова нагрузили... Прикажете поднять шлюпки?

— Всех наверх, с якоря сниматься! — коротко приказал командир, торопливо поднимаясь с рундука и направляясь к выходу. — Дорогого времени терять нечего, господа! — проговорил он на ходу, как бы объясняя свой резкий переход от праздного разговора к делу.

Офицеры поднялись в свою очередь и безмолвно последовали за капитаном.

Между тем Архипов уже успел выскочить опять на палубу и передать вахтенному унтер-офицеру полученное приказание.

Тот, по-видимому, ждал этого приказания. Не медля ни секунды, он приставил к губам свою дудку и залился соловьем. Едва замолкли последние трели сигнала, раздался зычный выкрик:

— Пошел все наверх, с якоря сниматься!

Вахтенный унтер-офицер прокричал эту обычную фразу с таким усердием, что даже спугнул сивуча, спокойно дремавшего на плоском прибрежном камне, расположенном по крайней мере в ста саженях от шхуны. Потревоженное животное неуклюже сползло с камня и скрылось под водой, звонко шлепнув по гладкой поверхности залива своими жирными ластами.

— Ай да Корсунцев, сивуча даже испугал? — одобрительно промолвил один из матросов, с любопытством поглядывая на то место, где только что скрылось морское чудовище.

— Знатная глотка, что фрегатский ревун — все равно! — усмехнулся другой матрос, очищая шлюпочные тали.

В это время вышел на палубу командир. Разговоры смолкли, точно по мановению волшебного жезла. Все занялись своим делом, мгновенно войдя в суровую служебную колею. Работа закипела бравая, энергичная. Приказания следовали за приказаниями, ровные и методические. Шлюпки подняли. Не прошло затем и пяти минут, как шхуна, окрыленная парусами, медленно повернула и, подгоняемая легким, попутным ветерком, заскользила по слегка взборожденной поверхности залива, вдоль неприветливого, мрачного сахалинского берега, держа курс на Тюлений остров, еще невидимый на туманном горизонте...

«Крейсерок», обогнув, как можно дальше, опасный мыс Терпения, вышел на простор Охотского моря. По мере удаления от берега ветер заметно крепчал, разводя довольно крупное волнение. Тем не менее погода была прекрасная, вполне благоприятная для наших мореплавателей, всем сердцем рвавшихся во Владивосток. Легкая шхуна, пользуясь ровным попутником, неслась стрелой, грациозно покачиваясь на волнах. Послушная малейшему движению руля, она напоминала гигантскую морскую птицу, свободно скользившую по взволнованной поверхности моря, с широко распущенными крыльями-парусами. Появились дельфины, которые, играючи, перегоняли шхуну, резали ей нос, возвращались под корму, чтобы вновь пуститься взапуски с неведомой для них гигантской птицей. Ловкие животные, казалось, насмехались над небольшим, сравнительно, ходом шхуны. Они бороздили морскую поверхность с поразительной быстротой; их черные, крутые спины мелькали среди волн то справа, то слева, причем казалось, что дельфины кувыркаются, так волнообразны и быстры были все их движения... Стаи чаек неслись вслед за шхуной, оглашая воздух своими короткими, металлическими криками. Некоторые из птиц скользили почти над самой поверхностью моря, зорко высматривая в воде подходящую добычу. Вот одна неосторожно приблизилась к плывущему дельфину. Прожорливое животное сделало могучий прыжок и ловко поймало чайку за ноги. Раздался пронзительный, отчаянный крик, удивительно схожий с плачем ребенка. Чайки заволновались и сплошной массой стремительно бросились к тому месту, где происходила короткая, непосильная борьба между могучим дельфином и оплошной жертвой. Птицы, видимо, желали отбить от общего врага свою несчастную товарку, старавшуюся удержаться на поверхности моря при помощи широко распластанных крыльев. Тщетные усилия!.. Прошло лишь несколько секунд, и чайка бесследно исчезла под водой, пожираемая дельфином. Прилетевшие на помощь чайки отхлынули назад, словно охваченные паническим ужасом. Через минуту они уже вновь неслись за шхуной, оглашая воздух более спокойными, хотя и ноющими криками, в которых слышался как будто плач по несчастной жертве своей неосторожности.

Не прошло и часу после выхода «Крейсерка» из залива Терпения, как на мглистом горизонте вырисовалось характерное, совершенно прямоугольное плато Тюленьего острова.

— Доложи командиру, что остров открылся, — приказал унтер-офицеру Корсунцеву Михаил Дмитриевич, вступивший, по съемке шхуны с якоря, в свою очередную вахту.

— Есть! — послышался короткий, обычный ответ расторопного Корсунцева, со всех ног бросившегося исполнить полученное приказание.

Через минуту командир вышел из кают-компании, где, справляясь по карте, делал некоторые соображения о предстоящем длинном переходе во Владивосток в осеннее время, преисполненное всевозможными случайностями.

— Держите прямо на остров, — приказал Алексей Павлович, пытливо всматриваясь в горизонт.

— Есть! — покорно ответил мичман, хотя отчасти удивился, почему командиру вздумалось склониться от курса влево. Это удивление так и сквозило на его симпатичном лице, когда он отдавал рулевому необходимый приказания:

— Право руля!.. Так держать!..

Шхуна, не менее покорная, повернула влево и, слегка накренившись, заскользила по указанному направлению, лихо разрезая острым носом зеленоватую воду Охотского моря.

— Я хочу, — обратился командир к недоумевающему все еще мичману, — обойти в последний раз вокруг острова и окончательно убедиться, что хищнических шхун нет: только тогда уйду во Владивосток со спокойной совестью, что честно выполнил возложенное на меня поручение.

— Да ведь уже половина октября, — заметил Михаил Дмитриевич. — Все шхуны наверное давно ушли. С их стороны было бы очень рискованно оставаться в Охотском море в такое скверное время. Мне кажется, хищники-американцы не настолько отважны, чтобы рисковать жизнью из-за нескольких котиковых шкур...

— Не говорите! — перебил мичмана командир. — Вы этих людей мало знаете... Отваги они безграничной... Жизнь для них положительно трын-трава. Это настоящие морские волки, хищническим замыслам которых нет препон. Надо держать с ними ухо востро, хоть Андрей Павлович и старается убедить меня в противном, — добавил командир, с улыбкой обращаясь к подошедшему помощнику.

Андрей Павлович только усмехнулся и хладнокровно проговорил:

— Н-да... в этом вопросе мы с вами положительно не сходимся...

— Вы очень гуманны, — продолжал командир, обращаясь к своему помощнику, — но быть гуманным, повторяю вам, с хищниками-американцами чрезвычайно опасно. Вспомните при случае мои слова: они способны на всякое преступление, на всевозможную гадость и подлость.