Никита Кузнецов - Под флагом России

— Придерживайся!.. — протяжно раздался его голос, полный железной воли и самоуверенности.

Этот голос, как песнь торжествующей победы над волнами, разбежался, казалось, по трепетавшим снастям накренившейся шхуны и замер где-то вдали, среди стона и рева бушующей непогоды.

«Крейсерок», послушный сильной воле командира, привел против ветра и волны, выпрямился и стал, встречать порывы шторма обледенелой грудью. Теперь он уже шел под глухо зарифленными парусами, стараясь отдалиться от опасных берегов Сахалина Метель продолжалась, но стужа значительно ослабла. Термометр стал, подниматься...

В течение трех суток «Крейсерок» вел непрестанную борьбу с рассвирепевшей стихией и вышел наконец из этой борьбы победителем. Через трое суток погода стихла, метель прекратилась. На прояснившем небосклоне опять засверкало яркое солнце, полное радости и жизни. Жестокий попутный шторм перешел в ровный юго-восточный ветер, теплый и ласкающий. Под дуновением этого животворного ветра шхуна быстро сбросила с себя ледяную броню и, таким образом, счастливо избегла страшной опасности обмерзнуть в открытом море. Между тем эта опасность висела над «Крейсерком» в течение трех суток, словно дамоклов меч, держа настороже день и ночь всю судовую команду. Матросы без устали очищали палубу и борта от глыб льда, постоянно накоплявшихся при каждом всплеске волн, сбивали ледяную броню с парусов и снастей, освобождали форштевень шхуны от опасной тяжести, отнимавшей у судна необходимую плавучесть. Благодаря слабому, сравнительно, морозу, не превышавшему пяти градусов, работу эту могли выполнять вполне успешно, при энергичном содействии американцев, которых выпускали из трюма, в помощь матросам, небольшими партиями, во избежание каких-либо насилий с их стороны. Подозрительный Алексей Павлович следил за хищниками особенно внимательно, справедливо не доверяя этим отчаянным головам, способным, по его мнению, на всевозможные преступления. В течение трех суток он почти не смыкал глаз, опасаясь оставить шхуну в такое критическое время без личного управления. Командир сознавал, что жизнь порученных ему людей висит на волоске, и он прилагал все усилия к тому, чтобы оградить эту жизнь от опасных случайностей, вполне возможных при самом незначительном недосмотре. Алексей Павлович бодрствовал, ревниво и отвалено охраняя свое судно от стихийных сил, метавших по необъятному простору моря разрушение и смерть. Он с необычайной энергией вел привычную борьбу с рассвирепевшей непогодой, преодолевая разумом бессмысленный хаос безумствовавшей природы и сокрушая железной волей бешеные напоры зловещих волн. И он вышел победителем из этой грандиозной, неравной борьбы; но победа не радовала его... Он сознавал, что могучая природа дала ему только первое предостережение, что впереди, в течение продолжительного осеннего плавания по бурным морям, надо предвидеть еще большие ужасы и более грозные опасности. Удастся ли избегнуть их? Этот жгучий, немой вопрос наполнял мужественное сердце Алексея Павловича каким-то неотразимым трепетом, смешанным с угнетавшим душу сомнением относительно вполне благополучного плавания. Было ли это опять предчувствием близкого несчастья — он не мог дать себе в этом отчета. Между тем он твердо верил в предчувствие, тем более, что одно, очень недавнее, оправдалось ужаснейшим образом...

Алексей Павлович хорошо знал, что благоприятное время плавания по Японскому морю уже миновало, и потому прилагал все свои знания и усилия к тому, чтобы добраться до Владивостока возможно скорей. Войдя через Лаперузов пролив, шхуна только на несколько часов зашла на маяк Крильон, с целью пополнить истощившийся запас дров и пресной воды, и затем смело вступила, с восходом солнца, в бурные воды Японского моря. Последнее встретило «Крейсерок» необычайно приветливо. Ничто не предвещало каких-либо особенных передряг. Барометр при совершенно ясном небе стоял достаточно высоко. Море было величественно-спокойно. Дул легкий, умеренный по теплоте, юго-восточный ветер. Шхуна шла окруженная берегами: справа и немного сзади тянулась вдаль мрачная громада каторжного Сахалина; далеко впереди едва виднелся высокий, обрывистый мыс Дизапойнтмент — вечный и несокрушимый страж Азиатского материка, на рубеже Японского моря с Татарским проливом, со снеговой пышной шапкой на гигантской голове; слева вздымались из волн неприветливые, гористые берега японского острова Матцмая, уже засыпанные сплошной пеленой снега девственной чистоты и сверкавшего на ярком солнце миллиардами разноцветных огней: казалось, рука волшебника щедро осыпала всю видимую местность драгоценными камнями изумительной игры и чистоты.

Около полудня совершенно заштилело. Паруса повисли и стали бессильно хлопать о мачты и снасти при каждом движении шхуны на зеркально гладкой зыби. На поверхности моря появился кит, но чего-то словно испугавшись, быстро скрылся в морской пучине, с шумом выбросив из ноздрей громадные фонтаны воды, рассыпавшейся в недвижном воздухе на миллионы блестящих брызг. Там и здесь на минуту показывались из воды круглые, усатые головы сивучей, подозрительно оглядывавших безграничный морской простор. В прозрачном воздухе заволновались откуда-то налетевшие чайки, высматривавшие в море лакомую добычу. В их нерешительном полете замечалось какое-то инстинктивное недоверие к неожиданно наступившей тишине. Они держались высоко над морской гладью, словно подозревая, что эта коварная гладь таит в себе смерть и разрушение. Вдруг чайки видимо встревожились, почуя какую-то близкую опасность, и понеслись к ближайшему берегу, оглашая воздух жалобными криками, схожими с детским плачем... Далеко на горизонте, от северо-запада, начала медленно подниматься темная тучка. Барометр разом упал. Подозрительная туча не ускользнула и от опытного, юркого глаза командира «Крейсерка», бывшего в это время на палубе.

— Свистать всех наверх, брать рифы, — раздался его спокойный, твердый голос.

Команда, отдыхавшая после сытого обеда, не замедлила выбежать на палубу, чтобы исполнить энергичное приказание командира. Не более как через пять минут шхуна уже колыхалась на зыби под глухо зарифленными, штормовыми парусами.

Между тем туча все росла и росла, грозно надвигаясь на лазоревое небо, гигантской, страшной тяжелой завесой. Ясный день быстро превращался в зловещий полусумрак. Кругом разливалась какая-то подавляющая, удушливая тишина. Но вот вдали послышался ужасающий рев, мгновенно разразившийся и приближавшийся с демонской быстротой. Море, перед этим гладкое как зеркало, моментально покрылось сплошной пенистой пеленой, забурлило и застонало. Страшный вихрь разметывал по воздуху пену, вздымал воду подобно горам, бешено срывал их вершины и нес к шхуне тучи брызг. Еще мгновение, и «Крейсерок» лег под напором вихря совсем на бок, готовый ежесекундно опрокинуться. Температура воздуха быстро понижалась. Показались первые градины, сперва мелкие и редкие, но затем они становились все крупнее и крупнее, многочисленнее и многочисленнее... Вскоре град начал падать почти сплошной массой с поразительной трескотней.