Вадим Кожинов - Русь богатырская. Героический век

В заключение необходимо привлечь внимание к исключительно важному результату Ярославовой эпохи. Русское государство до начала правления Ярослава Мудрого существовало уже более двух столетий, и мы, конечно, много знаем об историческом величии, о героике и драматизме этих столетий — от Кия до Владимира. Но память об этих столетиях дошла до нас либо в устных преданиях, зафиксированных намного позднее летописцами (правда, есть у нас еще и немало «современных» сведений о Руси IX–X веков из иноязычных, иностранных хроник и иных источников), либо в виде археологических материалов (так, ни одного целого здания от этих веков не сохранилось), подвергающихся заведомо субъективной расшифровке. Между тем русская культура (в самом широком значении слова), дошедшая до нас от эпохи Ярослава, представляет собой всецело очевидное наследие, сохраняющее свою непревзойденную ценность — то есть она полновесно существует и сегодня, сейчас. Это и собор Святой Софии в Киеве, и Новгородская София (которая, в отличие от Киевской, дошла до нас в почти первозданном виде), и целый ряд других творений зодчества, это ценнейшие фрески и мозаики, это проникновенное «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона и восходящие непосредственно к эпохе Ярослава элементы Киевских и Новгородских летописей, и т. д.

Саркофаг Ярослава Мудрого, Киев

Продолжающееся доныне полноценное бытие созданной при Ярославе Мудром русской культуры — самое яркое, пожалуй, проявление сущности этой эпохи, — первой подобной эпохи в истории Руси-России. Притом — повторю еще раз — культура, сотворенная во времена Ярослава, вне всякого сомнения, обладает и сегодня своей непревзойденной и не могущей быть превзойденной ценностью. И поскольку неоспорима громадная роль самого Ярослава Мудрого в сотворении этой культуры, он по праву может быть назван одним из величайших созидателей России.

Младший современник Ярослава — возможно, это был преподобный Никон Великий — писал о нем, в частности, так: «Отец бо сего, Володимер, землю взора (взорал — вспахал) и умягчи, рекше (то есть) Крещеньем просветив. Съ (сей) же насея книжными словесы сердца верных людий… Се бо суть реки, напояюще Вселеную, се суть исходища (источники) мудрости; книгам бо есть неищетная глубина…»

И государственное строительство, и творчество культуры в эпоху Ярослава Мудрого имеет непреходящее значение еще и в том смысле, что после позднейших тяжелых испытании и резкого подчас упадка страны так или иначе сохранялся — пусть хотя бы в самой глубине исторической памяти — некий первообраз Великой Руси, взывающий к своему восстановлению, воскрешению. И он, этот прообраз, действительно воскресал и в эпоху Ивана III Великого, и после Смуты начала XVII века, и т. д. Взывает он к нам и сегодня…

Печерский (Великий), древнерусский церковный деятель XI века, игумен Киево-Печерского монастыря в 1078–1088 годах, основатель церкви и монастыря во имя Пресвятой Богородицы в Тмутаракани, ученый-летописец, православный святой

В последние годы немалый переполох в среде любителей чтения породили сочинения нескольких математиков (А. Т. Фоменко, Г. В. Носовского и др.), предпринявших радикальнейшую «перестройку» в представлениях об истории: они утверждают, что реальная историческая жизнь человечества началась не более 1200 лет назад — то есть в отрезок времени, который принято считать IX веком нашей эры. Что же касается Руси, она, по утверждению «неохронологистов», возникла лишь в XIV столетии (если опять-таки воспользоваться «привычным» обозначением периода времени).

Основная идея «новой хронологии» не столь уж новая: ее выдвинул еще в начале нашего века известный «народоволец» Н. А. Морозов (1856–1946). Правда, у него были для этого существенные психологические предпосылки, так как за свою революционную деятельность он провел в одиночной тюремной камере двадцать четыре года (1881–1905), что, по всей вероятности, стимулировало развитие специфического сознания, отрешенного от реальной конкретности истории и создающего свою собственную ее картину.

Впрочем, главное, конечно, не в этом. К тому же сочинения Н. А. Морозова вскоре после их издания мизерным тиражом были почти забыты, о них помнил только узкий круг книголюбов. Между тем нынешние его последователи опубликовали уже более десятка книг, притом крупными по современным меркам тиражами, об их «перестройке» истории нередко говорится в печатных и электронных СМИ и т. п.

Решение высказаться о «новой хронологии» возникло у меня после того, как несколько интересующихся отечественной историей читателей в разговорах со мной поведали о своем увлечении этим новаторством и допытывались, как я к нему отношусь. Не буду рассуждать о «перестройке» всемирной истории в целом, поскольку мое внимание (как и внимание упомянутых читателей) сосредоточено на отечественной истории.

«Новая хронология» привлекает читателей, во-первых, дерзостью ее создателей, бестрепетно отвергающих «общепринятые» представления, и, во-вторых, определенной внутренней «непротиворечивостью», которую умеют соблюсти математически мыслящие «разработчики», — в то же время настойчиво указывая на явные противоречия , присущие «традиционной» хронологии.

Нет спора — таких противоречий немало. Но едва ли вообще возможно избежать противоречий в тех человеческих знаниях, «объектом» которых является бытие самого человечества. В такие знания неизбежно вторгаются разного рода субъективные моменты и факторы, хотя это не означает, что субъективизм вообще царит в «традиционной» хронологии, — как утверждают «неохронологисты», объявившие, в сущности, позднейшей (XVII–XVIII вв.) «выдумкой» полутысячелетний период истории Руси с IX по XIII век…

Как уже сказано, нарисованная неохронологистами картина создает впечатление «непротиворечивости». Но — только при условии не заглядывать за ее рамки, не соотносить ее с «неудобными» конкретными сведениями об отечественной истории. В предисловии к своей книге «Новая хронология Руси» (М., 1997) Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко подчеркивают: «Эта книга написана так, что ее чтение не потребует от читателя никаких специальных знаний» (с. 3). Однако правильной была бы иная формулировка: книга не «не потребует», но как раз потребует от читателя, чтобы он не имел «никаких специальных знаний», ибо в противном случае слишком многое окажется в ней заведомо и совершенно неубедительным.