Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6475 ( № 32 2014)

Лестница

Даже ползая по грешной земле,

Мы хотим-не хотим –

Рождены одолеть

крутую дорогу.

В пелене детских страхов,

иллюзий, мгле,

Избираем путь к тому,

кого именуем Богом.

Пред немыслимой,

неведомой высотой

В путах робости,

неверия и сомнений,

Смотрим в бездну минувшего,

Забывая порой,

Что идущему вперёд и ввысь

дорога дарит ступени.

Лишь паломника

к святой высоте

Выше вечно-седых вершин

дух возносит как дар для Бога.

Обретает, кто бредёт

к заветной мечте,

Белоснежные крылья,

Скромно сложенные до срока.

Перевод Романа Газенко

Фиалка

Моя надежда тает

Слезой последних льдин.

Невинно осуждённый,

В неволе я один.

Был миг – кусочек неба

В решетчатом окне

Послал букетик нежный

Закованному мне.

Кто ты, та незнакомка

За каменной стеной,

Что молвила негромко:

«О, бедный мальчик мой...»?

Кто ты, что жребий жалкий

На счастье заменил?

Кто ведал, что фиалки,

Как небо, я любил?

Перевод Романа Газенко, Полины Шамрай

Таймураз ХАДЖЕТЫ

(1945–1996)

«Осетинс­кий Есенин» Таймураз Хаджеты обладал редчайшим даром говорить о сложном простыми словами... Осетины недаром считают его своим, истинно народным поэтом, которого ценили и любили за сохранность традиций, бунтарство, патриотизм, гражданскую позицию.

* * *

Я не хочу в спокойном море

Скользить пологою волной.

Уж лучше управлять судьбой

С разящим ветром в бурном споре.

Я не хочу мечту держать

У завтра вечного в неволе,

И что положено – не боле

От жизни я желаю брать.

Я не хочу принять отраву

Из рук любимых и друзей.

И тот кусок мне будет не по нраву,

Что отнят у людей.

Я не хочу, чтоб в грязь и смрад

Толпа низринула пророка,

Но вознесла хвалу до срока

Невозвратимости утрат…

Я не хочу…

Я не хочу…

Перевод Олега Кудухова, Романа Газенко

Теги:Литература Южной Осетии

Фото: фото автора

В город Карабаново, что во Владимирской области, я ехал по письму супругов Ключниковых - Валентины и Андрея. Суть в том, что магазин, который они полтора десятка лет считали своим, оказался муниципальным, а Валентина – не предпринимателем, а всего лишь директором, то есть наёмным работником с окладом в три тысячи рублей в месяц, которых она и в глаза не видела.

Но в помощи Ключниковы уже не нуждались. К моему приезду с торговлей они покончили навсегда. И то, чем они занимались теперь, показалось мне значительно интереснее, важнее того, чем были вынуждены заниматься прежде.

Но начинали они всё-таки с торговли.

Торговая стезя

– Валя, что хочешь делай, я не пойду – стыдно!

Это был не бунт, нет. Андрей никогда не шёл против жены. Он послушно торговал семенами, носками, трикотажем в райцент­ровском городке Александрове. Правда, при виде знакомых отбегал в сторону или прятался за деревьями, делая вид, что никакого отношения к этой коробке с семенами или раскладушке с разложенным на ней товаром не имеет. Но когда было решено перенести торговую точку из райцентра в Карабаново, ближе к дому, заволновался:

– Не пойду, меня же здесь все знают!

Валентина, вздохнув, собиралась и шла сама. Её тоже знали. И ей тоже было не по себе. Но судьба, казалось, не оставила им другого выбора.

Андрей в Карабанове родился и вырос. Валентина училась. Здесь они поженились. Отсюда уехали в Казахстан, где строилось новое текстильное предприятие и где жила Валина мама. Там легче было получить жильё. Уехали, чтобы через 12 лет всё бросить – квартиру, работу, друзей, и вернуться обратно в Карабаново, где не было ни жилья, ни работы. Карабановский хлопчатобумажный комбинат выкидывал людей на улицу, никого назад не принимая, и вскоре сжался до нескольких цехов, а потом и вовсе лопнул, как мыльный пузырь, будто и не было никогда знаменитого на весь мир барановского ситца.

И настало время, когда в кошельке у Ключниковых осталось 54 рубля. На всю семью – двоих детей и старенькую Валину маму. На эти деньги и были куплены на оптовом рынке семена. Так начинался их поход в бизнес, растянувшийся на 21 год. Пакетики уложены в коробку из-под обуви. Коробка поставлена на табуретку. Табуретка вынесена на площадь возле центрального магазина. С неё и началась торговая одиссея Ключниковых, никогда ранее торговлей не занимавшихся, боявшихся её, как чёрт ладана, ненавидящих её, но тем не менее которая отняла у них более двадцати лет жизни. Семена, носки, трикотаж из Белоруссии, продукты, промтовары, одежда. Коробка из-под обуви, раскладушка, магазин, наконец. Судьба тащила их по торговой стезе, как своих пленников на верёвке.

Это не наша сфера, признавались они друг другу. Все говорят о законе, чести и совести, а на деле здесь нет ни чести, ни совести. Идёт какая-то иная жизнь, где ты должен, улыбаясь, отнимать у других. А им по характеру легче было отдавать. Они и отдавали. Казахским друзьям, кредитуя их малый бизнес. Старикам-ветеранам, делая для них скидки. Инвалидам, детям, бюджетникам, которым не выплачивали зарплату, художникам – разным творческим людям не только города Карабанова, но и Питера, Москвы. Торговля не обогатила их. Было время, когда, чтобы купить дочке билет на самолёт (та училась в одном из сибирских городов), Ключниковы ехали торговать бумажными цветами в Москву. Это имея собственный, как им казалось, магазин.

Их обманывали компаньоны, чиновники, пугали кредиторы, поставщики и бандиты. Они бились об эти "булыжники", полагая, что так и придётся (долго ли? выдержим ли?) трястись по ним до конца своих дней. Не предполагая даже, что эта неровная, скользкая, ухабистая дорога выведет их вдруг на магистраль, на которой были уже иные правила, иные принципы, а главное, иные горизонты.

Искусство флористики

Андрей всегда писал стихи.

Валентина всегда занималась руко­делием.

– Я чувствовала, что такого ритма, который задавала торговля, долго не выдержу, – признавалась Валя. – Нужен был какой-то выход. Я его нашла в творчестве. Стала покупать книги по рукоделию. Всё равно какому: по бумаге, ткани, макраме. И эти книги – а я долгое время испытывала угрызения совести перед семьёй, потому что за каждую книгу надо было платить, – так вот, эти книги расширили моё видение, мой кругозор.