Сергей Лесков - Умные парни (сборник)

– Детей вы забрали из Америки? – спрашиваю напоследок у профессора-патриота.

– Нет, дети остались в Америке, – вздохнув, отвечает ученый. – Дети американизировались.

«Невозможно поддерживать секретность в полном объеме, – острит заместитель директора Курчатовского института Павел Кашкаров. Вся его научная жизнь прошла в МГУ, но теперь у него особое отношение к небоскребам. – Из высотных домов, которые строятся вокруг, миллионеры могут без подзорной трубы взирать на наши реакторы. Во времена Курчатова скорее в жизнь на Марсе поверили бы, чем в такое нескромное жилище».

Когда Герой Социалистического Труда маршал Лаврентий Берия принял решение о создании на окраине Москвы лаборатории № 2, которой было поручено придумать атомную бомбу, окрест росли вековые сосны. Сейчас домики, где жили гениальные академики, создавшие ядерный щит, выглядят, как бараки военнопленных. Взор ласкают элитные комплексы «Северная звезда» и «Эльсинор», взявшие в кольцо Курчатовский институт. Живут там люди, чьи доходы намного превосходят состояние принца Гамлета, который тоже проживал в Эльсиноре, но без вида на ядерные реакторы. О вкладе владельцев нового «Эльсинора» в достояние страны народу известно значительно меньше, чем принцу Гамлету было известно о тайне гибели его отца.

В Курчатовском институте режим уже не тот, что в эпоху атомного проекта. На территории NBIC-центра строится, как заведено в западных лабораториях, гостевой дом для ученых, приехавших из других лабораторий. Ученый люд во всем мире не шибко богат, и тратиться на гостиницы накладно. Низкая мобильность ученых в России – одна из проблем нашей науки и упирается она именно в отсутствие доступного жилья. Гостевой дом практически готов – условия неизмеримо лучше, чем в гостиницах, где селят командировочных по всей России.

Достраивается компьютерный корпус для хранения данных, добытых в NBIC-центре. Уже сейчас в распоряжении NBIC-центра компьютерные мощности в 100 терафлоп. Через год силы NBIC-центра вырастут до 300 терафлоп. Такие мощности в России наперечет. Еще в проекте – бизнес-инкубатор, метрологический корпус…

Историки до сих пор не могут ответить на вопрос, ступал ли маршал Берия на территорию лаборатории № 2, которая выросла в Курчатовский институт. Если бывал здесь, то наверняка с целью инспекции первого советского реактора Ф-1, который был запущен в 1946 году и до сих пор работает рядом, что символично, с новейшим NBIC-центром. В США в Чикаго первый американский реактор разобрали, а наш пашет, как перпетуум-мобиле, загрузки урана хватит еще на 200–300 лет. Впрочем, жители «Эльсинора», если не тяготит совесть, могут, в отличие от Гамлета, спать спокойно. Мощность реактора Ф-1 всего 20 кВт, исчезающе мало, годится только для метрологии и калибровки.

«Зачем мне ехать на Запад? – Заместитель директора синхротронного центра 30-летний Роман Сенин чувствует себя неуютно в деловом костюме, но очевидно являет редкий пример удачливости молодого российского ученого. – Что мне могут предложить? Исследования, должность, оклад – в России все интереснее и выше. Два года назад в институте предлагали молодым ученым надолго в Германию поехать. Никто не поехал, не хотели время терять. Некоторые выражались в духе черного юмора: на Запад можно ехать только на отдых или на танке. Это, ясное дело, в шутку…»

Сильно подозреваю, что таких молодых начальников нет ни на одном ускорителе в мире. Сколько надо платить молодому ученому, чтобы он не заглядывался на Запад, а если раньше переметнулся, то вернулся домой? Не так давно в Академии наук обеспечили минимальный оклад в 30 тысяч рублей. Этого, как выяснилось, мало, – утечка умов продолжается, а если напор ослаб, то только потому, что все, кто хотел, уже уехал. В NBIC-центре я установил, что, если не надо тратиться на жилье, ученый с Запада возвращается в Россию на 50 тысяч рублей. При условии, естественно, наличия оборудования мирового уровня и интересного проекта. На Западе, как на собственном опыте выяснил профессор Алексей Марченков, «при приближении исследований к мировому уровню русский физик становится для властей опаснее бен Ладена».

Из новых сотрудников NBIC-центра половина вернулась с Запада. Руководители практически всех ведущих лабораторий и ключевые сотрудники работали в лучших университетах, среди которых знаменитый Эдинбургский, где была клонирована первая овечка Долли. В России эти ученые увидели лучшие перспективы для научной карьеры. Можно вспомнить парадоксальное заключение директора Курчатовского института Михаила Ковальчука: Россия должна быть благодарна Западу за утечку умов, потому что русские ученые в тяжелые времена сохранили себя в науке, а теперь могут вернуться домой, набравшись к тому же полезного опыта.

Конечно, не надо наводить тень на плетень: уровень финансирования, который получил Курчатовский институт по национальному нанотехнологическому проекту, позволяет реализовывать амбициозные проекты и создавать заманчивые условия. Россия выделила на нанотехнологии средств не меньше, чем ведущие страны. Это первый в новой России опыт масштабной поддержки не отдельной научной организации, а крупного, в масштабах страны, научного проекта. Курчатовский институт и нанотехнологический проект вызывают в ученой среде повсеместную зависть из-за того, дескать, что его лидерам удалось выжать из бюджета крупные средства. Но не лучше ли корить себя за неумение продвигать собственные идеи? Королев, Курчатов, Келдыш не только были выдающимися учеными, но и умели доказывать перспективность своих проектов не всегда грамотным, чего скрывать, руководителям. Поэтому, так мне кажется, нанотехнологии – это не только первый случай, когда на науку выделили большие деньги, но и первый случай, и это важнее, когда ученые не ждали у моря погоды, а сумели заинтересовать власть своими идеями.

«По моему опыту, для молодого ученого очень важна мотивация, – говорит заведующий кафедрой общей физики МГУ и замдиректора Курчатовского института Павел Кашкаров. – Так уж устроен человек, особенно русский, что творческая мотивация в родной стране у него выше, чем за границей. Если создать условия для занятий наукой, никуда ученый из России не уедет. В этом году факультет нанотехнологий МФТИ преобразован в первый в России NBIC-факультет. Преподавание будет вестись на базе Курчатовского института, наш директор Михаил Ковальчук стал деканом факультета. Это безумно интересное направление, и мне жалко, что я не могу опять стать студентом».

Ядром, из которого вырос NBIC-центр, является специализированный источник синхротронного излучения. Это один из самых перспективных инструментов не только для фундаментальных исследований, но и для создания принципиально новых технологий. Таких ускорителей в Европе всего шестнадцать, в Восточной Европе наш – единственный. «Мотаются, бедные», – профессор Кашкаров выразил сочувствие электронам. Они мечутся в кольце диаметром 30 метров со световой скоростью и за счет ускорения, как перезрелая вишня, брызжут электромагнитным излучением во всем спектре – от инфракрасной области до рентгеновской. Излучение собирают десятки чувствительных станций, расставленных, как сторожевые башни, по периметру кольца. На синхротронном источнике в тысячу раз лучше, чем на другом оборудовании, можно изучать атомный состав вещества, тончайшую структуру любых, в том числе биологических, объектов, создавать наноструктуры и вести медицинскую диагностику.