Татьяна Москвина - Жар-книга (сборник)

– Он так может часами верещать, – пожимает плечами Ксана.

– Искаженная картина мира, – поясняет Варя. – Сложный случай. Митя, вы не знаете, Федя когда-нибудь менял фамилию?

– Не знаю. Придет – спросите. Я его знаю сто лет как Марченко. О, это он, наверное.

Варя и Ксана напрягаются. Входит Федор.

– Федос, тут девки интересуются, менял ли ты фамилию. Не знаю, чего им надо.

– Это вы опять, – Федор смотрит на Варю.

– Простите, но это важно, очень важно… Вам приходилось менять фамилию?

– Приходилось. Мама вышла замуж, дала мне фамилию мужа. Я был Вольский, стал Марченко.

– Вы когда-нибудь встречались с человеком по имени Браун?

– Прадед мой. Чудила. В детстве видел, да. Он вообще родственников не жаловал. Он что, жив еще? Да не может быть. Вы моего деда видели?

Ксана стонет от счастья.

– Федор, – строго говорит Варя. – У нас есть для вас информация. Пожалуйста, выслушайте меня и не волнуйтесь.

– Ну и денек, – говорит Федор. – Давайте информацию. Переживу как-нибудь.

– Заглянем на минутку в мои скромные апартаменты, – приглашает Космонавтов Леру в вестибюле гостиницы «Астория», – и в ресторанчик, в ресторанчик…

– Тут скромного ничего нет, – смеется Лера. – Вы что, богатый?

– Расходы оплачивает фирма.

От ресепшн тем временем отходит та попрошайка, что встретила Клару у Владимирской церкви. Она выглядит несколько приличнее, чем на паперти, а то бы кто ее пустил в «Асторию». Лера, Космонавтов и попрошайка садятся в один лифт.

– Четвертый? – спрашивает у попрошайки Иван.

– Ага, и мне, – говорит та, рассматривая попутчиков.

– Чем занимается ваша фирма? – спрашивает Лера.

– Творческими командировками.

– Ничего себе, – удивляется Лера.

Выходят на четвертом этаже. Лера немного отстала от Космонавтова, попрошайка ее догоняет и шепчет:

– Сваливай срочно. Это плохой парень, – и с невозмутимым видом проходит чуть дальше по коридору.

– Переоденемся, причешемся, – бормочет Космонавтов, открывая дверь в номер. – И устроим маленький праздник…

Лере как-то не по себе от слов попрошайки, но она заходит.

Комната Юры смежная с маминой, и они с Эльвирой тихо пробираются через нее к выходу. Но мамаша просыпается.

– Юра? – говорит она, тараща бессмысленные глаза. – Ты что?

– Мама, все в порядке, – успокаивает ее Юра.

– Баба? – изумляется мать Юры. – Ты бабу в дом привел?

– Ну какая баба. Это девочка знакомая. Я сейчас ее провожу и вернусь.

– Дай воды, – просит мамаша.

Юра достает из холодильника воду, наливает в стакан.

– Девочка… – бормочет мамаша. – Мы все были девочки. Потом стали мамочки, а потом стали бабочки…

Эльвира засмеялась. Вынула из кармана грушу.

– Хотите грушу?

– Положи на стол. Сейчас не полезет ничего. Юра, который час?

– Десять вечера.

– Так. А ты куда собрался на ночь глядя?

– Я только Эльвиру проводить. Да мама, сейчас светло, куча народа на улице.

– Вот и плохо, что куча народа… О господи ты боже мой, и выпила всего ничего. На работе в отпуск провожали… Надо чистую водку пить, а когда ее с соком мешаешь, так ни фига не понятно… Сок и сок. Так. Я Инна Викторовна, а ты кто?

– Эльвира.

– Русская?

– Нет, не очень.

– Не очень? Инна Викторовна рассматривает девочку пристальней.

– Ясно. Цыганка. Юра, ты обалдел совсем – цыганку мне в дом притащил?

– Я не цыганка. Мы – каршары. Такой народ. Каршары.

– Каршары? Первый раз слышу.

– Нас очень мало.

– И что вы делаете тут у нас – каршары?

– Мы в Горелове живем. У нас большая семья, дом, лошадь, две собаки.

– Все устраиваются, – горестно итожит Инна Викторовна. – Даже каршары. А нам, русским, что делать? Когда в этом городе будет резервация для русских? Давай, каршарка, марш отсюда, чтоб я тебя больше не видела.

– Мама, зачем ты так? Она хорошая, мы подружились…

– Чей там голос из помойки нарушает тишину? – кричит Инна Викторовна. – Очистить помещение!

– Как тебе не стыдно, мама. Ну что ты гонишь? Никого не могу домой пригласить, всех друзей мне распугала. Живу с тобой, как в тюрьме!

– Чего еще? – озлилась мамаша. – Что вас не устраивает, хозяин-барин?

– Да проспись, тогда поговорим. Эх, мама…

Юра берет Эльвиру за руку и уходит.

– Каршары, – бормочет мамаша, заваливаясь опять спать, – все она врет. Цыганка и есть цыганка… рожа наглая…

– … И она сейчас в гостинице «Астория», – заканчивает Варя.

Митя тоже слушает.

– Федя, – говорит он, – такого нарочно не придумаешь. Может, правда?

– Понимаешь, – отвечает потрясенный Федя, – я что-то смутно вспоминаю… были какие-то разговоры… я не врубался тогда… что-то про заграницу… мама кричала: «Она приедет, она заберет мальчика!» А к деду мы ходили на Коломенскую, помню хорошо. Он мне серебряный рубль дал, с еще до-революции… Мама умерла пять лет назад. Отчим в Германии давно. Но можно позвонить, он ведь, наверное, что-то знает? А дед, значит, признал в ней внучку?

– Он не отрицает, что Клара Петровна его внучка, но он вроде как от нее отрекся, – говорит Ксана.

– Господин Браун, видимо, патриот и…ммм… поборник высокой нравственности среди своих родственников. А она уехала, ребенка оставила сестре.

В общем, там какие-то старые счеты, – объясняет Варя.

– А как она выглядит, чем занимается?

– Выглядит классно, – говорит Ксана. – Красивая женщина, легкий летний костюмчик из льна, долларов на пятьсот…

– Ксана, неужели ты думаешь, Федю могут интересовать наши дамские глупости? – вмешивается Варя. – Насколько я поняла, она недавно похоронила мужа. Но, собственно, мы можем к ней подъехать, правда? Подготовим осторожно…

– Не знаю, – отвечает Федя. – Так сразу мне что-то не переварить… Ох ты черт. Митька, слушай, я бы сейчас принял немного чего-нибудь.

– Мать коньяк всегда держит на особый случай, – шарит Митя. – О, порядок. Давай, Федос, подкрепись. Ничего себе заварушка – муттер из-за бугра нарисовалась. А чего, бери, не лишнее.

– Как сказать, – выдыхает Федя, приняв коньяка. – Мы тоже гордые ребята. Двадцать лет без нас обходились как-то. Что вдруг загорелось? Не, как говорят хохлы, – це дило треба разжувати…

Лера в номере у Космонавтова. Тот в ванной, напевает. Наконец дверь распахивается, и он появляется – в белой рубашке, с галстуком, в дорогом костюме, чисто выбритый, волосы зачесаны назад. Прямо скажем, совсем другой человек.

– О, вот вы какой, – удивляется Лера.

– Да! Я гибкий человек! – вертится перед ней Космонавтов. – Принцип в том, что нет никакого принципа, понимаете? Могу поехать в метро, а могу на такси, а могу пешком, а могу на своей машине. Нет запрета! Пить под мостом с бомжами – отлично, а можно в дорогом ресторане, а можно в забегаловке. Как захочу.