Леонид Репин - Рассказы о Москве и москвичах во все времена

Много еще люда известного Грозный посек, а когда ото всех избавился, опричнина стала ему не нужна. Указом запретил вспоминать даже и само слово такое…

Но нет, не забыли. И наш вождь рябой не забыл. Даром, что почитал опыт Ивана Васильевича и в 37-м с большим успехом его применил. Конечно, Иосиф Виссарионович сгубил куда больше народу. Но это делал он тайно, скрытно от глаз людских. Мы пущенной крови не видели. Грозный же, наоборот, заставлял зреть на злодейства свои.

Так кто же из этих двоих больший злодей? Возможно ли это сказать?..

Давным-давно, в 1572 году, случилось событие, ныне совершенно забытое однако сыгравшее важную роль в истории государства Российского. 16 февраля 1571 года Иван Грозный подписал «Приговор о станичной и сторожевой службе». Это был первый русский устав о военном порядке на границе, заложивший основы для создания российских погранвойск. А разработал «Приговор» и составил предписание по обустройству пограничных укреплений воевода, князь Михайла Иванович Воротынский, судьбу которого Грозный закрутил куда как лихо… Словно бы в благодарность за верную службу…

Свиток с полным своим предписанием Воротынский вручил царю еще в январе, и Грозный, не откладывая, принялся его изучать. Дело медлить не позволяло: с юга Россию непрестанно дергали за подол крымские татары и адыгейские князья с Северного Кавказа, вторгавшиеся в пределы государства, когда было угодно. Не находилось и малой возможности перекрыть им путь на Москву. А ведь именно Москва всегда была главной целью тех разбойных набегов. Потому-то царь и велел Воротынскому со всей возможной поспешностью начать обустройство оборонительной системы на юге, дабы не дать войскам крымских татар дойти до Оки. Ведь на другом ее берегу открывалась прямая дорога в Москву.

Что же предложил Воротынский, а царь одобрил?

Оборонительная система — «Засечная полоса», самая первая наша обстроенная укреплениями граница. В ней предусматривались крепостцы со рвами и стенами, а также и перемещаемые сооружения — «гуляй-городище», возникавшие в нужном месте в нужное время. И кроме того, располагавшие артиллерией. Легкие передовые полки, налетавшие внезапно на неприятеля, должны были упрочить заслон на границе.

Бодро начал Воротынский, да не поспел. Крымский хан Девлет-Гирей, прознав про дела подле русской окраины, надумал упредить защитные меры и по свободной дороге пошел на Москву. Это для стольного града обернулось огромной бедой.

В конце мая крымское войско подступило к Москве. Царь загодя кинул клич земскому и своему опричному войску, только не все его верные псы-опричники явились на зов. Грозный поспешил укрыться в Белозерском монастыре, а 450 возов с казной государевой переправил в только что им самим разоренный Новгород. Ясно, что не надеялся тогда царь Москву отстоять…

Первым делом татары, по сути, без помех к Москве подошедшие, подожгли посады. Расчет был верный — на сильный ветер, подхвативший пламень и понесший его в сторону города. Огонь быстро поглотил деревянные строения Китай-города и перебросился на Кремль. Народ гибнул на бегу и в домах… Главный московский воевода Иван Бельский задохнулся в собственном погребе, куда спрятался вместе с домочадцами. Многих из знати московской постигла такая же участь.

На Москву-реку страшно было глянуть: берега были завалены трупами и приходилось баграми сталкивать их ближе к стремнине, чтобы по течению сплавить.

В Кремле выгорел весь государев двор, и в летописи о том осталась такая запись: «В Грановитой, Проходной, Набережной и иных палатах прутья железное, толстое, что кладено крепости для, на связки, перегорело и переломилось от жару». Около 300 000 человек тогда погибло в Москве.

Татарскому хану незачем было в Москву входить: в который уж раз выжжена вся… Удовлетворившись содеянным и не в силах выносить страшный жар, Девлет повернулся и пошел восвояси.

И опять ему никто не помешал: граница по-прежнему существовала лишь на бумаге…

Только недолго Девлет-Гирею оставалось вольготно гулять по землям государства Московского. Укрепление границы происходило со всей возможной поспешностью. «Засечная черта» уже могла ощериться и зубы свои показать.

Следующим же летом Девлет снова пошел на Москву: уж слишком легко ему досталась победа. А что же главная и единственная русская застава у него на пути? Не дрогнула. Но и не шелохнулась. Потому что в «Уставе» было записано: охранять границу в пределах 25-верстной засеки. За нарушение — смертная казнь: голову с плеч. А иначе у Ивана Васильевича и быть не могло. Потому-то, когда Девлет в стороне повел через брод свое войско, погранцы не двинулись с места.

Может, именно здесь и заложилась одна из наших самых верных традиций: все правильно, хорошо придумано, однако ж какая-нибудь глупость да затаится…

На этот раз Девлету не суждено было дойти до Москвы. В 45 верстах от нее, на берегу Лопасни, у деревни Молоди, Воротынский перехватил Девлета, переломил хребет его огромному войску, побил и пленил многих знатнейших мурз. Сам хан едва ноги унес. Вот теперь, уже на обратном пути, русские заставщики от души похлестали его разбитое войско. Долго теперь в Москву не сунутся.

Жизнь создателя первого русского «Приговора о станичной и сторожевой службе» сложилась ужасно. Грозный давно его недолюбливал — за богатство, за ум и привычку подчеркивать свою независимость. Вскоре царю и случай представился проявить свою неприязнь.

Явился в царев приказ беглый из бывших слуг Воротынского и донес, будто князь умыслил царя извести. Что, мол, чернокнижник Михайла Иваныч и чародей. Только того и надо было царю. Воротынского схватили, принялись нещадно пытать. Курбский рассказывал, поскольку при том присутствовал, будто бы царь велел привязать обнаженного Воротынского меж двух разожженных костров и сам к его телу головни да угли прикладывал.

Воротынский ни в чем таком не признался, и царь отправил его в ссылку. Только князь умер после тех пыток в самом начале пути.

Отсюда, с высоты в сто метров, Москва почти вся открывается. Но это, конечно, не тот город, который в окоеме может вместиться. И все равно, стоя здесь, не избавиться от мысли, что весь город перед тобой. Сколько поколений, поставивших Москву и успевших пожить в ней, всходили на Воробьевы горы и замирали, восхищенные открывшимся видом, не в силах отделаться от точно такой же мысли…