Роман Тименчик - Что вдруг

На чердаке за длинными столами вдоль стен сидели молодые люди и женщины, все столы сплошь уставлены были бутылками, а посредине, между столов, на узком четырехугольнике, отведено было место для выступлений и танцев. <���…>

В огромных чашах, словно в амфорах, на столе стояла закуска – маслянисто-желтая капуста-провансаль, расшитая клюквой, капусту натыкали прямо на вилки и несли в рот через стол. <���…> тут было множество по-мальчишески остриженных девушек с начесами на щеки, с мечтательно стекленеющими глазами <���…> Все это гудело ревом плотины, хотя никто не мог ничего разобрать, и внезапно опять вынырнул из-под занавески Игнатка Сургучев, уже без френча, запросто скинутого из-за невозможной жары. Вытирая платком лицо, он завопил:

– Внимание! Артистки школы гротеска и буффонады исполнят последнюю новинку Парижа…. Чарльстон!» ( Лидин В . Собрание сочинений. Т. 3. М.; Л., 1928. С. 102–104).

Ср. также: «Помню, как втроем мы отправились к «Пронину», был такой ресторан на Молчановке, где собиралась вечерами московская артистическая и художественная публика. Шумно, оживленно. Осмеркин и Есенин как дома. Масса знакомых – артисты, писатели, художники. Расходились заполночь» ( Кончаловский М.П. . [Воспоминания] // Осмеркин. Размышления об искусстве. Письма. Критика. Воспоминания современников. М., 1981. С. 231).

«Мансарду» в одноименном стихотворении описал один из ее частых посетителей Б.М. Зубакин:

( Зубакин Б . Медведь на бульваре. М., 1929. С. 14–15; Анна Ильинична Толстая-Попова (в первом браке Хольмберг; 1888–1954) – внучка Л.Н.Толстого). Стихотворение это Б. Зубакиным посвящено тоже, надо полагать, завсегдатаю «Мансарды» – «Николаю Леонхарду – другу». О музыканте Николае Николаевиче Леонхарде как агенте-провокаторе см.: Немировский А.И ., Уколова В.И . Свет звезд, или Последний русский розенкрейцер. М., 1994. С. 407; Эзотерическое масонство в Советской России: Документы 1923–1941 гг. / Публ., вст. статьи, комм., указатель А.Л. Никитина. М., 2005 (Мистические общества и ордена в Советской России, Вып. 3). С. 302.

О наводненности «Странствующего энтузиаста» агентами ГПУ со слов артиста и писателя Бориса Глубоковского сообщал его сосиделец по Соловкам: «В то время, в первые годы НЭПа, в Москве имел большой успех ночной артистический кабачок “Бродячая собака”, открытый широко известным в богемных кругах ловким предпринимателем Борисом Прониным. В этом подвале на Кисловке после двух часов ночи можно было видеть многих известных артистов и литераторов, там шумел Есенин, всегда сопутствуемый более чем сомнительной компанией, порою маячила одутловатая маска только что вернувшегося из эмиграции и еще нащупывавшего почву А.Н.Толстого. Забредал туда и Луначарский в окружении своих “цыпочек” с Н.И.Сац в роли дуэньи. Артисты мешались с коммунистами и нэпачами, не обходилось, конечно, и без агентов ОГПУ, получавших в “Бродячей собаке” широкие возможности подслушать вольные спьяну разговоры.<���…> В уборной открыто торговали кокаином, на полу валялись окурки толстых “Посольских” папирос, густо измазанные кармином губной помады; приехавший из Парижа поэтик Борис Парнок танцевал тогдашнюю новинку монмартрских кабачков – фокстрот и формировал в театре Мейерхольда первый в Москве джаз…» ( Ширяев Б. Неугасимая лампада. Нью-Йорк, 1954. С. 75; «Борис Парнок» – Валентин Яковлевич Парнах). Позднее сам Б.К. Пронин был осужден Особым совещанием (ОСО) при коллегии ОГПУ по статье 58-5 и выслан из Москвы в Йошкар-Олу.

О Николае Карловиче Цыбульском нам достоверно известно только начало его биографии: родился в 1879 г., учился на математическом отделении в Киевском университете (Державний архiв м. Киева). В приглашении на пронинский юбилей, посланном друзьями Пронина Б.М. Зубакиным, В. Пястом и А.А. Радаковым Владимиру Шилейко в 1925 г., речь о нем идет – если текст разобран правильно – как будто как о живущем в Ленинграде ( Мец А., Кравцова И . Предисловие // Шилейко В . Пометки на полях. Стихи. СПб, 1999. С. 8).

Ср. очерк В. Пяста «Богема»: «Гениальный пьяница, часа через три уже клевавший красным своим носом, около бутылки красного вина, в не просыхавший от алкоголя, впитавшегося в каждую пору дерева, деревянный стол, – Н.Цыбульский, прозванный “Граф О'Контрер” на французско-ирландском наречии – этот неизменный друг “Хунд-директора”, Бориса К. Пронина – около полуночи Цыбульский часто еще бывал в ударе и исполнял никогда не записывавшиеся им композиции, по отзывам знатоков, чрезвычайно значительные в музыкальном отношении» (Красная газета. 1926. 18 ноября. Веч. вып.).

Ср. запись в дневнике В.А.Стравинской (в ту пору жены С.Ю. Судейкина) от 5 января 1917 г.: «Цыбульский все болтал, рассказывал разные сплетни, талантливо характеризуя людей, нюхал кокаин и заставил нас выпросить у [С.А.] Сорина последнюю бутылку красного вина, которую он и выпил почти один. Сережа [Судейкин] очень не любит пьяниц, и его возмущает постоянное опьяненное состояние Цыбульского. За последнее время он и кокаин нюхает, и опий курит, вообще опьяняет себя всеми всевозможными способами. Благодаря такому состоянию он становится очень талантливым рассказчиком и собеседником, но теряет даровитость музыканта, т. к. мало сочиняет и иногда даже с трудом играет. Сам он говорит, что за последнее время совсем бросил работать и сочиняет только ерунду, которая, кстати сказать, очаровательна, как например, его французская шансонетка на старинный текст <���…>, мы заставили его играть ее несколько раз подряд, что он делал неохотно, с большой охотой он читает вслух свои стихи – его последний spleen, – которые записаны у него на длинном блокноте. Стихи злободневные, иногда любовные. Когда он был у нас на Рождестве, он оставил нам довольно нелепое четверостишие: