Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

У Ильфа и Петрова деклассированный Бендер становится миллионером, у Веллера инженерик Бляйшиц – подпольным Корейко, у Дубова коллеги из НИИ – мультимиллионерами и бизнесменами (а потомок русских эмигрантов, американец Адриан Диц – миллионером на паях с зэками из кандымской колонии).

Одинаково, в общем, все романы и заканчиваются: столкновением частной инициативы со скалой государственности. Частная жизнь разбивается вдрызг, а чтобы усмотреть, как вода камень точит – тут нужна неторопливая основательность «Будденброков» или «Форсайтов», а не лукавая побасенка, она же плутовской роман.

Все, в общем, не так весело – но это и есть время, в котором мы живем.

И тут бы поставить точку, когда бы не обстоятельство, резко выделяющее Юлия Дубова из ряда современных писателей-побасенников и памфлетистов, от Доренко с «2008» до Быкова с «ЖД» и «Эвакуатором», от Проханова с «Господином Гексогеном» до Мальгина с «Советником президента» (а других писателей, кроме как памфлетистов, сегодня в России почти что и нет).

Это обстоятельство заключается в том, что…

Про политику, бизнес, про большие деньги, про политику как основной способ заработать большие деньги сегодня у нас пишут все: от упомянутых Доренко, Быкова, Проханова, Мальгина, – до Лимонова, Пелевина и Сорокина. Можно сказать, что кроме как про политику и деньги, в России сегодня вообще никто ничего не пишет. Вся приличная русская современная литература – одно бесконечное эссе «Как я подглядывал за купанием Большого Брата», и проблема лишь в том, что Большого Брата голым мало кто видел. Наша литература про деланье денег – сплошной домысел фантазия, сочиненная девственником порнографическая повесть, часто больше распаляющая читателя, чем честный дневник опытного ходока. Но разница ощутима. В романе Доренко самый сильный эпизод не тот, где персонаж по имени Игорь Сечин разносит из пистолета голову персонажу по имени Владимир Путин, а тот, где описано фактическое, архитектурное устройство кремлевских приемных, лифтов, коридоров: сразу видно, что автор бывал, – и проникаешься уважением.

Писателей, имеющих собственный опыт бизнеса, знающих его не понаслышке, а потому знающих реальную политику в диапазоне от муниципальной до кремлевской, у нас всего два – Александр Терехов и, вот, Юлий Дубов.

Тем, кто удивленно вскидывает бровь на имя Терехова, за которым закрепилась слава монаха, перебивавшегося с хлеба на воду, пока не завершил труд жизни, роман «Каменный мост» (будь моя воля, я за него один дал бы Нобелевку, – это я без иронии), поясню. В реальности Терехов никакой не отшельник, а удачливый бизнесмен, владелец не такой уж и малой коммерческой недвижимости, которую он округляет так же толково, как в свое время округлял поместья певец шепота, робкого дыханья, трелей соловья Афанасий Фет: одно другому не мешает. И если последний тереховский роман, «Немцы», тоже съехал в памфлет, – то это памфлет, основанный на личном, кошельком и шкурой, знакомстве с управами-префектурами лужковской Москвы.

Так вот, Дубов историю становления капиталов в современной России и их последующего разгрома знает тоже не понаслышке. И второстепенный герой «Большой пайки» кагэбэшник Федор Федорович, становящийся главным героем и президентом страны в «Меньшем зле», создавался не по информации с телеэкрана или газет, а по информации из своего, внутреннего круга.

Вообще, главная сюжетная линия «Меньшего зла», состоящая в том, что Федора Федоровича ведут в президенты «вслепую» те, кто и устраивает на самом деле в Москве теракты, а сам он ни сном ни духом, – она один в один совпадает с предсмертными интервью Бориса Березовского.

И вот это заставляет читать четырехтомник Дубова с куда большим вниманием, чем просто собрание текстов, претерпевающих писательскую эволюцию.

Эта эволюция незатейлива, кстати. От обильного жизненного материала в период гимназического освоения формы (сегодня «Большую пайку» перечитывать скучновато – описания, описания, описания эпохи времен дефицита и цензуры) – к уверенному владению формой при исчерпанности жизненного материала.

Исчерпанность – проклятие всех, кто умеет писать только о том, что знает: посмотрите хоть на Лимонова, ставшего наискучнейшим после выдоха остатков героической биографии в «Молодом негодяе».

Только Лимонов, выдохнув жизнь, зачем-то продолжил писать – может, чтобы просто зарабатывать на жизнь, а чем еще ему зарабатывать? А Дубов, выдохнув знания о большом историческом времени, создал от нечего сделать бонбоньерку «Историофикации» и писать перестал – может быть, потому, что ему есть на что жить.

Что у нас остается в сухом остатке, кроме четырех томов, вышедших, совсем забыл сказать, как литературное приложение к «Огоньку»?

Литературные упражнения талантливого человека, не считавшего писательство делом жизни – однако вполне способного ухватить и литературный стиль, и время, и не дать фактам пропасть в кухонной болтовне или в сусеках памяти, заблокированных страхом перед Большим Братом (или перед потерей благополучия, что, в общем, одно и то же).

Моя главная претензия к Березовскому – не то, что он что-то где-то пограбил (в России любое более или менее крупное зарабатывание денег есть грабительство, и меня грабили многие, а Березовский обошелся гуманно, ограничившись превращением в мусор акций AVVA, автомобильного альянса, этой мертворожденного ребенка «ЛогоВАЗа»). Моя претензия в том, что Березовский покончил с собой, но так и не оставил, судя по всему, дневников, записок, мемуаров.

Вот за это гореть ему в моем аду, – а не за другое.

А Дубов, молодчина, не просто написал несколько повестей и романов, но и добился успеха и тем самым подал пример молчунам.

Товарищи гимназисты, пишите ваши новеллы о жизни в нашей совместной гимназии, особенно если подглядывали за учительской – это лучше, чем просто зарабатывать бабло или жаловаться на отсутствие оного.

Остается добавить одну маленькую, но существенную вещь.

Почти у всех упомянутых мною писателей в жизни были проблемы, которые им доставляло соприкосновение с любезной Отчизной. Доренко и Быков лишались и до сих пор лишены телевизионных эфиров, Лимонову и Мальгину знакома жизнь эмигранта, Проханова (пока он не начал петь оды силе государственного кулака) откровенно чморили. И Дубову сидеть 9 лет на нарах, едва он окажется под сенью родимых осин.

Однако ни у одного из них не было проблем, связанных собственно с писательством, с тем, что называется «художественной литературой».

Это вам не времена Леонида Ильича…

Я не знаю, почему удавка с литературы снята.