Александр Гогун - Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы

С наступлением темноты, вечером, когда кругом стало более или менее спокойно, была только перестрелка, но наши экономили боеприпасы, которых у нас было в ограниченном количестве, били по цели, «на ура» не стреляли. Националисты, не сумевшие взять нас штурмом и понёсшие большие потери, начали роптать на командный состав, их ропот был слышен нашим бойцам. Решили перейти к длительной блокаде.

Ночью начал раздаваться стук топоров и лопат перед нашей высоткой, стали образовываться дзоты, одновременно была посажена кукушка. Расчёт был такой, чтобы с трёх сторон непрерывными атаками навести панику в наши ряды, заставить нас отойти на сухопутные участки, более благоприятные для отхода, а по дороге, которая проходила за 300 мтр. за кустарниками, были миномёты и кукушки. Если бы действительно мы последовали их замыслу, который они намечали, мы могли бы быть уничтожены, или понесли бы колоссальные потери.

Но у нас были головы на плечах. В первую же ночь мы сделали прорыв из окружения. Обоз наш пострадал, всего у нас было до 50 подвод, но особенно ценных запасов у нас не было. Оружие было на руках. В повозках находилось частично продовольствие и одежонка, хорошие были кони.

Когда мы решили в первую же ночь пробраться, встал вопрос об обозе, его решили оставить. Наметили план — прорваться в ту сторону, с которой мы лучше всего были ограждены, но мы рассчитывали так, что ночь тёмная, мы выйдем незаметно, они ничего нам не сделают. Практика показала, что выйти возможно, построив роту в боевом порядке, но необходимы звуковые сигналы или сигнальных поставить не менее двух человек.

Летняя ночь длится недолго, всего четыре, пять часов, и, пока мы раздумывали, как это дело сделать, звуковые сигналы нельзя было применить, время прошло и начался рассвет.

Пришлось это дело отставить, занять оборону и драться ещё целый день.

На второй день атаки начались с раннего утра миномётным огнём значительной силы. Они стали попадать в цель, у нас появились раненые и убитые, часть коней была ранена. В отношении продовольствия, конечно, было неплохо, у нас были кое-какие запасы в лагере, воды как на счастье две бочки было завезено в лагерь. У нас было до двух десятков женщин, которые регулярно приносили бойцам кушать на предовую — кусок хлеба с маслом. Женщины работали замечательно, санчасть тоже работала очень хорошо, раненых моментально выносили, оказывали им первую помощь и укладывали, подготавливали к эвакуации.

Так прошёл второй день. Наши мало стреляли, националисты также стреляли мало, в атаки шли реже, хотя крику было сколько угодно. Попытка их обойти нас с левой стороны не увенчалась успехом. К тому же мы решили сделать прорыв перед вечером с таким рассчётом, чтобы заранее построиться в боевом порядке, а вечером, не растерявшись, пойти с проводником. Проводник был свой.

Задача была такова: прорваться в сторону леса, к сёлам прорываться мы считали опасным, поскольку там было до пяти националистических штабов, а из лесу пройти за советскую границу, где националистов совершенно не было, в Славутские леса.

Как решили, так и сделали. Порядок был такой: впереди идёт только подрывная группа автоматчиков 20 человек под моим руководством; она должна была в случае какого-либо сопротивления со стороны противника, сломить его огнём автоматов. Патронов было достаточно.

Автоматчики все пошли на прорыв. Задачей автоматчиков было обеспечить прохождение всей группы. Следом за автоматчиками должна была идти стрелковая рота. В самом конце снимется с обороны третья стрелковая рота, вместе с ней командир отряда. Перед самым отходом командир отряда вышел с разведкой, подрезали они кустарники, сделали стежку, чтобы не было слышно шелеста, чтобы пройти незаметно. Это было сделано настолько хорошо, что националисты только по последним людям сумели открыть огонь, была ранена только одна женщина в это время в нашем лагере. Раненых выносили на самодельных носилках. Построились в боевом порядке и вышли.

Для националистов был неясен наш манёвр. Они считали, что только небольшой группе противника удалось пройти, а остальные, как они предполагали, в количестве 500 человек, находятся в лагере.

И они начали обстрел лагеря. Они стреляли с двух или даже с трёх сторон. Когда они стреляли с одной стороны, их группам с другой стороны казалось, что стреляем мы, — этим они были введены в заблуждение.

Мы вышли в ночь с 26 на 27 июля и пошли на советскую сторону и слышали, что бой продолжается, ожесточённый бой, с миномётами, станковыми пулемётами, ракеты вылетали. У нас даже естественно подозрение возникло, что подошли немцы и бьются с националистами. Целые сутки продолжался этот бой, до рассвета 28 июля.

Оказывается, они нашего ухода не обнаружили. В лагере мы оставили обоз, оставили лошадей, лошади, бродя в кустах, производили шорох, им казалось, что мы в лагере.

Два раза они обстреливали лагерь, но в 12 часов дня, не слыша ответных выстрелов, командование решило, что большевики должны быть все перебиты. И вот, командующий этим наступлением Крук (молодой человек лет 27, худощавый, высокого роста, очень весёлый, общительный с бойцами, пользовавшися большим авторитетом со стороны своей свиты) решил выехать трибуном в лагерь осаждённого противника.

Что же получилось? Был дан сигнал командованием и с криками «ура!» они бросились одновременно со всех сторон. С одной стороны вооружённые люди, и с другой. Началась стрельба и свалка между ними, до тех пор, пока они не разобрались в том, что мы уже выехали, что лагерь пустой. Они были очень удивлены, куда же мы могли уйти. Все убитые были похоронены, даже их двух разведчиков мы похоронили.

Затем, перед уходом мы наши повозки со всем имуществом заминировали, а там были носильные вещи. Один из них подскочил к повозке, видимо большой мародёр, схватил вещи, а там были два 150-мм. снаряда — взорвались, 30 человек выбыло из строя и это отбило у других охоту обыскивать повозки. В течение месяца они разминировали эти повозки.

Результаты боя были просто для нас неожиданными. Количество раненых и убитых националистов превышало 800 человек, за эти трое суток только убитыми они потеряли 250 человек. Наши потери были: 6 убитых, 6 чел. раненых, все они выздоровели, ни один не умер.

Это, конечно, не помешало националистам после создавать версию, что наш отряд разбит. Но как показать это населению? Они стали возить трупы своих убитых, делая вид, что свозят их на свалку. Частично похороны националистов производились мелкими группами на 13 кладбищах в радиусе 20 клм. В Теремно и друг. Сёлах были открыты госпиталя, где были раненые, часть из них разошлась по домам.

Но как показать полнейший разгром отряда? Они разоружили пару рот своих бойцов, на повозки наложили их оружие с тем, чтобы показать, что ими захвачены трофеи. Рассказывали, что они убили «батю», комиссара, мою шапку, как трофей, показывали (я потерял свою чёрную папаху и они везли её на повозке).