Дмитрий Валовой - Человечество: вчера, сегодня, завтра

С каждым годом люди все глубже познают законы природы и ставят их на службу человечеству. Еще не так давно была разгадана тайна атомного ядра, а уже миллиарды киловатт-часов электрической энергии атомных электростанций «текут» по проводам на заводы и фабрики, чтобы заменить тяжелый ручной труд людей.

Объективные экономические законы существуют и в экономике. Каждый знает, что метр шерстяной ткани дороже, чем хлопчатобумажной, килограмм сахара дороже килограмма соли, а золотые часы, имеющие обычный механизм, стоят значительно дороже простых. И как бы цены ни менялись, такое соотношение сохранится, ибо оно прочное, устойчивое. Его выражает закон стоимости. Иначе говоря, в экономике, как и в природе, законы выражают существенные, устойчивые, постоянно повторяющиеся необходимые связи и взаимозависимости экономических явлений.

Для неоэкономистов скажу: экономика (греч. «oikos» — дом, хозяйство и «nomos» — правило, закон) в переводе означает правила ведения домашнего хозяйства. В период господства натурального хозяйства такие правила ограничивались домашним хозяйством. По мере углубления разделения труда, развития специализации натуральное хозяйство вытеснялось товарным. Производство приобретало все более общественный характер, что вызывало объективную необходимость его регулирования в масштабах государства. В этих условиях возникает необходимость в науке, которая исследовала бы правила (законы) развития всего народного хозяйства. Такой общетеоретической экономической наукой стала политэкономия.

Образно говоря, политэкономия — это душа экономической науки, а технические и отраслевые науки, связанные с производством, — тело экономической науки. Первая — это компас для вторых, она должна освещать ей путь наиболее рационального эффективного движения.

Предыдущий выступавший справедливо отмечал, что в социалистической экономике использовались научно необоснованные измерители объема производства, но он не сказал почему. Дело в том, что в 20-е годы в Советском Союзе господствовала точка зрения, согласно которой политэкономия должна изучать только капиталистический способ производства. Что же касается коммунистического способа производства, то здесь производственные отношения настолько ясны, прозрачны, что в теоретическом исследовании не нуждаются.

Официально политэкономия как наука в СССР была признана после выхода работы И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». А первый учебник «Политэкономия» появился уже после смерти Сталина — в 1954 году. Но к тому времени миф о том, что высокие темпы развития — главное преимущество социализма, приобрел статус непоколебимой догмы. Экономические законы формально признавались, но на практике игнорировались.

Если мы воспользуемся советом Козьмы Пруткова: «Зри в корень!», то увидим, что советская экономическая система была лишена души, и потому ее тело (практика) заблудилось «в океане мыслей и в лесу фактов». К чему я напомнила этот исторический факт, толкнувший советскую систему на путь неминуемого краха?

Дело в том, что неоклассики предали забвению не только экономические законы, но и науку, изучающую их, — политэкономию. Потерявши голову, по волосам не плачут. Чтобы «вытрясти» душу из экономической науки, А. Маршалл предложил заменить «политэкономию» на economics. Лауреат Нобелевской премии В. В. Леонтьев назвал economics «примитивным суррогатом экономической теории и практики, рассчитанным на сиюминутное извлечение максимальной прибыли». Леонтьевский метод «затраты — выпуск», за который ему присуждена Нобелевская премия, предусматривает сбалансированное развитие не только национальной экономики, но и мирового хозяйства. В основу этого метода положены экономическая таблица Кенэ и схемы воспроизводства общественного капитала Маркса. По оценке другого лауреата Нобелевской премии П. Самуэльсона, работа А. Маршалла «Принципы economics» посвящена проблеме оптимального объема, при котором прибыль достигает максимума. Негативно оценивает «выкидыш» экономической науки и Дж. Гэлбрейт: «Economics, оставаясь в узких рамках рыночного микро- и макроанализа, перестает быть наукой и превращается в консервативно используемую систему верований, претендующих называться наукой».

Заслуживает внимание и такое признание Гэлбрейта: «Бизнесмены и их политические и идеологические прислужники наблюдали за факультетами экономических наук и быстро настигали ересь, каковой было все то, что, казалось, угрожало святости собственности, прибылям, определенной тарифной политике, сбалансированному бюджету или что включало симпатию профсоюзам, общественной собственности, общественному регулированию или в любой организационной форме — беднякам». Выходит: все, что содействует получению максимума прибыли, «научно». Остальное «ересь».

Отвергая нападки вульгарных экономистов на классическую политэкономию, Маркс писал: «Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теория, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой».

Вульгарные (от лат. «vulgaris» — простой) экономисты ограничиваются поверхностным описанием капиталистического производства и распределения, не вникая в его сущность. В процессе вульгаризации экономических отношений экономика вытесняется хрематистикой, сущность которой, но Аристотелю, «в искусстве наживать богатство». Ныне обогащение любыми путями приобрело статус морального принципа. Поэтому «теорий» типа «конца истории» несть числа. Возьмем, например, «теорию» убывающей производительности труда. Ее сущность состоит в том, что при неизменном размере капитала каждый вновь нанятый рабочий якобы будет производить меньшее количество продукта, чем предыдущий рабочий. Производительность труда тем ниже, чем больше рабочих, так как в этом случае худшие рабочие вовлекаются в производство.

Как видим, «теория» является не только антинаучной, но и представляет собой откровенную апологетику хрематистики, подсказывая путь к обогащению за счет увеличения безработицы.

Или возьмем «теорию» делового цикла, согласно которой президент, правительство после прихода к власти должны стараться снизить темпы роста цен путем искусственного провоцирования кризисных явлений, что ведет к росту безработицы, а к концу своего правления должны решать противоположную задачу — повышать уровень занятости. Последний вызывает рост цен, но расчет делается на то, что к выборам заметно повышается уровень занятости, а инфляция не успевает набрать обороты. Таким образом, партия власти может обеспечить себе победу. Если это наука, то что же считать мошенничеством?