Николай Зенькович - ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга]

То есть он подводил теоретическую базу под необходимость предательства — исключительно ради карьеры. Это самое страшное. Я могу допустить возможность компромиссов, лавирования, временных союзов ради интересов государства, партии, нации. Такие мотивы можно понять и оправдать— ведь они во имя высших интересов. Но когда все это предпринимается только ради личной карьеры — согласитесь, это высшая степень безнравственности. Я сейчас говорю о вещах, которые, к сожалению, мне стали известны за последние годы. Раньше я не знал о них, как не знал и многого другого. Вот что касается его восхождения к власти.

Вы задали вопрос о Романове, об их отношениях. Конечно, Романов с точки зрения его биографии, его опыта работы занимал особое место. Он был образован. Он был глубоким знатоком оборонной промышленности, пользовался в этой области большим авторитетом. И не только в Ленинграде, где расположена значительная часть предприятий оборонной отрасли. Его знали оборонщики всей страны. Я знаком с ним с 1964 года, когда он возглавлял Ленинградский горком партии. Авторитет Романова, конечно, пугал кое-кого в Москве. Хотя у него не всегда все складывалось благополучно, да и известные слабости были. Не знаю точно с чьей подачи, но он был скомпрометирован еще до появления Горбачева в ЦК КПСС. С этим фактом связана его отставка. Речь идет об использовании царской посуды из запасников Эрмитажа на свадьбе дочери. Это была самая откровенная провокация, направленная на то, чтобы дискредитировать его. Кем была предпринята эта акция, остается только догадываться. Хотя он мозолил глаза многим претендентам на пост генсека. На всякий случай его, наверное, и убрали. Как это бывает иногда, самая примитивная ложь воспринимается за чистую монету. Помню, я тогда работал в «Правде», и мне показалось вполне возможным такое обстоятельство. От долгого пребывания Брежнева у власти люди верили во что угодно. Он уже раздражал всех, о нравах в высших эшелонах власти ходили самые невероятные слухи. На это, видимо, и был расчет тех, кто планировал данную акцию.

Что касается Горбачева, то он относился к Романову холодно. Во всяком случае, товарищеских чувств не испытывал. Надо сказать, что отношения в Политбюро после сталинского, вернее, военного периода, складывались очень сложно. Если раньше члены руководства партии и правительства встречались друг с другом, вместе проводили выходные и отпуска, собирались за праздничным столом, то в последующем этого уже не было. По той причине, что опасались, как бы не заподозрили в сговоре. Горбачев, когда приехал в Москву, по простоте провинциальной позвонил Суслову и пригласил к себе на дачу, сказав, что хотел бы видеть его в гостях: «Будет накрыт ставропольский стол». Суслов, как известно, тоже из Ставропольского края.

— Земляки, стало быть.

— Да. Но Суслов не поехал. Такое в Политбюро не было принято. И завязать какие-то более тесные отношения с руководством на деловой основе у Горбачева не получилось. Я помню 70-летие Хрущева, 70-летие Брежнева, а еще раньше их 60-летие. У них дым стоял коромыслом на юбилеях. Приходили соратники, друзья. На свои дни рождения Горбачев ничего подобного не делал. То ли со страху, то ли были еще какие-то мотивы.

— Валерий Иванович, работая в аппарате ЦК, я много слышал от старожилов Старой площади, как проходило избрание Горбачева Генеральным секретарем. Рассказывали о каких-то таинственных ночных переговорах с Громыко. Кто вел эти переговоры? Лигачев?

— Нет, это был не Лигачев. Я сейчас не хочу называть это имя. Пусть Горбачев сам напишет. А я потом посмотрю, того ли он назвал...

— Можно ли поставить имя Горбачева в ряду предшествовавших ему генсеков Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, оравших Кремль, скажем так, захватом, или соратники Михаила Сергеевича поняли, что он тот, кто должен стать лидером?

— Я не совсем понял вопрос касательно того, что Андропов брал Кремль. Я этого не понимаю, потому что Андропов в общем-то не брал Кремль. Бо всяком случае, я не допускаю, чтобы он использовал здесь какую-то особую силу, делал под Кремлем подкопы, закладывал динамит и так далее. Ничего этого он не делал. Он занимал пост, который был, я полагаю, выше, чем пост второго секретаря ЦК. При нем была мощная, адекватная сила, созданная для защиты интересов страны.

— А он не мог использовать ее в личных целях?

— Чтобы укрепить свои позиции в борьбе за кресло генсека? Нет, я не воспринимаю мысль о том, что Андропов брал Кремль. Что касается других названных вами лиц, то я бы сказал, что Кремль брал после Сталина Хрущев. Несмотря на его, так сказать, внешний, как бы это поделикатнее сказать, простоватый вид, он был не прост.

Брежнев. Да, он в значительной мере, как вы говорите, брал Кремль. Он его брал в связи с тем, что Хрущев потерял свое преимущество. Власть обычно теряют тогда, когда теряют аппарат управления. Так, кстати, произошло и с Горбачевым. Ему хитрости не хватило. Хрущев предпринял много усилий для того, чтобы ослабить аппарат управления путем его бесконечных реорганизаций. Этим он заложил основу своего краха, как, кстати, и Горбачев. Горбачев совмещал все мыслимые и немыслимые посты. Он был Генеральным секретарем партии, президентом страны, председателем Совета обороны, Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами. Ну и что? Не сами по себе должности делают фигуру сильной. Фигуру сильной делают те рычаги, которые реально могут влиять на ход дела. А Горбачев к концу своего правления утратил все рычаги. Могут, конечно, сказать, что он хотел как лучше, он хотел как раз избавиться от этого всесильного аппарата.

Что тут можно сказать? Конечно, аппарат бывает инерционный. Аппарат может мешать. Его, безусловно, надо обновлять. Но обновлять с умом. Люди должны понимать, чего от них хотят. Если бы перед аппаратом ЦК горбачевской эпохи.была поставленная цель и сказано, что это делается ради того, чтобы достичь вот этого, то аппарат мог и помочь решить поставленные задачи. То же самое относится и к аппарату других структур, в том числе и силовых. Но ведь при Горбачеве никто ничего не мог понять. Даже я, находясь вблизи этого человека, не понимал, чего он хочет. Если сегодня он говорил о том, что мы перестроим и сделаем вот это и что надо идти по такому-то пути на основе рыночной экономики, то на другой день он говорил совершенно другое, и создавалось впечатление: либо он играет, либо не понимает того, что делает, либо старается обмануть всех. Вы знаете метафору, когда можно обманывать одного столько-то, таких-то столько-то, но никогда нельзя обманывать весь народ бесконечно. В конце концов такой правитель обманывал самого себя.

Я обхожу вопросы, связанные с тем, принимал ли он меры, исходя из своего понимания положения дел, или руководствуясь чьими-то советами. Есть некоторое основание сомневаться, что он сам по своей воле это делал, но я повторяю, что все это вы сами знаете.