Николай Зенькович - ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга]

А теперь небольшой комментарий к стенограмме пресс-конференции.

В Секретариате ЦК, сказал Дзасохов, выступили за то, чтобы пленум ЦК собрался немедленно, двадцатого числа. Многие члены Центрального Комитета уже прибыли в Москву, особенно из отдаленных районов. «Но условия, которые подоспели,— цитирую Александра Сергеевича, — а они развивались как снежный ком, в том числе и понятия, которые были продекларированы в связи с чрезвычайным положением в городе й реальной ситуации, не позволили нам сделать это».

Относительно проведения пленума слухи по ЦК действительно ходили. Пленум предполагалось провести не в Кремле, как обычно, а в комплексе зданий на Старой площади. Точнее— в малом конференц-зале в шестом «А» подъезде. Я сам, собственными глазами видел вывеску «Пресс-центр» на дверях одной из комнат рядом с конференц-залом, где должны были мы находиться. Готовили к пленуму и конференц-зал, там суетились связисты, электрики, осветители.

Однако пленум решили не проводить, и прибывшие члены ЦК из отдаленных районов покупали билеты на обратный путь. С некоторыми из них я столкнулся у железнодорожной кассы управления делами ЦК. Они были в недоумении: велено ехать назад. Что с генсеком— никакой ясности. И в этот смутный час их удаляют из Москвы.

Очевидно, Дзасохов имел в виду вопрос о проведении пленума, когда говорил, что «обсуждение проходило довольно дискуссионно, в сложной обстановке. И тут были определенные нюансы, хотя к общему знаменателю и к сути тех позиций, о которых я вам сообщил, мы все пришли».

Только через два месяца станет известно, кто был противником проведения пленума двадцатого августа. Этот человек— второе лицо в партии, заместитель Генерального секретаря Владимир Антонович Ивашко. Первый день путча застал его в подмосковном санатории, где он находился уже более двух недель после операции. В «Барвихе», так называется этот санаторий, Владимир Антонович проходил реабилитацию после больничного лечения. Там же находился еще один секретарь ЦК— Андрей Николаевич Гиренко.

Ему, оказывается, и поручил заместитель генсека съездить в ЦК и попытаться получить дополнительную информацию о происходящем. Вернувшись со Старой площади в «Барвиху», Гиренко проинформировал Владимира Антоновича, что в аппарате идут разговоры о созыве пленума двадцатого августа. На «разведку» Гиренко ездил девятнадцатого и вернулся к заместителю генсека в тот же день, ближе к обеду,

Что предпринимает заместитель Генерального секретаря? Через два месяца он честно признается: время, история рассудят, прав ли он тогда был или нет, но он сразу же пришел к выводу, что собирать пленум в той обстановке — непоправимая ошибка.

Логика рассуждений заместителя генсека такова.

— У меня перед глазами еще стоял апрельский пленум, на котором М.С.Горбачев ставил вопрос о своей Отставке, — признавался Ивашко. — Я председательствовал на этом пленуме, там остался хороший кусок моей жизни, и впечатления были еще живы. Я отчетливо себе представлял, что пленум сразу же поставит вопрос: «Где Генеральный секретарь?» На этот вопрос я, естественно, ничего вразумительного ответить не мог, тем более что пошли уже всевозможные слухи. Даже сам факт созыва пленума без Генерального секретаря означал бы своего рода переворот в партии. Так можно ли было в такой ситуации собирать пленум? Идем дальше. На этом пленуме немедленно бы часть членов ЦК ушла в знак протеста, это уж точно. В то же время, не знаю сколько, но кто-то бы остался, и уж тогда коллективный орган был бы втянут в переворот и в государстве, и в партии.

Двадцатого августа поздно вечером к Ивашко приехал Дзасохов и подтвердил опасения заместителя генсека на этот счет. Посоветовавшись, решили выпустить в эфир короткое сообщение Секретариата ЦК о том, что В. А. Ивашко поставил вопрос о встрече с Генеральным секретарем. Вот и все действия Секретариата ЦК.

Неспроста, когда на пресс-конференции двадцать первого августа Дзасохов сказал: «В конце концов больше всего пострадала наша партия, ведь это наш Генеральный секретарь был арестован...», в зале засмеялись. Смеялись над руководителями партии, которые лишь на третий день путча, когда заговорщики были уже практически повержены, «рискнули» прилюдно проявить беспокойство о своем арестованном лидере. Смеялись над представителями высшей иерархии партийной власти, которые двое суток «мучительно взвешивали» и «размышляли», прежде чем в дипломатических выражениях публично отмежевались от ГКЧП.

На мой взгляд, ведущие пресс-конференцию не поняли, отчего журналисты в зале вдруг развеселились. Секретари ЦК неуклюже маневрировали, пытаясь уйти от острых вопросов. А они били прямо в глаза; верили ли вы лично с самого начала в версию о проблемах со здоровьем Горбачева? Дайте свою личпую оценку происшедшим событиям девятнадцатого августа: что это — переворот, путч, заговор с целью захвата власти? Не могли бы вы кратко охарактеризовать расстановку сил на заседании Секретариата ЦК — вы сказали, что оно проходило в острой дискуссии? Если вы были так уверены, что ГКЧП — это незаконное формирование, почему не стали выпускать подпольные газеты, как это сделали многие издания, выходившие в те дни на ксероксе и распространявшиеся разными подпольными способами?

Увы, ответы были воистину аппаратными: минимум информации и максимум обтекаемых формулировок. Тактика традиционная; выждать, не торопиться с оценками, не проболтаться, напустить тумана, честный и требовательный разговор подменить дежурной «галочной» отработкой. Теперь мне понятно, почему ведущим пресс-конференции посадили заведующего идеологическим отделом Дегтярева — он хорошо выручал своих незадачливых начальников.

Вот один из образчиков ответов; «Что касается здоровья (М. С. Горбачева.— Н.З.), я даже сейчас думаю, что мои коллеги тоже не могут вам, особенно с такой уверенностью с медицинской точки зрения, сказать, что все отлично, но вместе с тем то, чем мы располагаем, дает нам право сказать, что здоровье не является причиной...»

Цитирование можно продолжать. Но уже приведенных ответов достаточно для того, чтобы понять, как отвечали участники пресс-конференции на вопрос: «Почему в ваших выступлениях не прозвучали оценки действий главарей путча, которые состояли в партии и были далеко не рядовыми ее членами?» Или на такой вопрос: «Чем объясняется запоздалая реакция ЦК на арест генсека? Расскажите, какие были попытки связаться с Горбачевым, узнать о его судьбе и здоровье, какую помощь попытался ему оказать как генсеку и президенту аппарат ЦК?»

В середине октября 1991 года Ивашко в одном из газетных интервью разъяснил, как ставился вопрос «с первого дня» о встрече с Генеральным секретарем. ,«Нам четко отвечали, что это невозможно», — сказал Владимир Антонович. «Кто? Г. И. Янаев?» — уточнил корреспондент. «Нет, — ответил Ивашко. — Ни девятнадцатого, ни двадцатого августа мне ни один человек из ГКЧП не звонил, ни я никому не звонил. Единственный, кому из числа принадлежащих к государственному руководству я позвонил утром девятнадцатого и спросил: «Что происходит?» — был А. И. Лукьяпов. Он ответил: «Ты знаешь, по-моему, это авантюра». Так было сказано, а правда — есть правда. Мы поняли, что с М. С. Горбачевым не увидимся, если будем только ставить вопросы, а не решать их».