Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

вырубать ворота. Осажденные сдались. Тогда поляки, а за ними татары

бросились в город на грабеж и убийства; буджакские и ногайские

татары сами передрались между собою из-за добычи.

Соединившись снова с Маховским и Тетерею, Чарнецкий

пошел против Бруховецкого, который от Бужина пошел в Канев и

засел в нем. После нескольких неудачных нападений на Канев

Чарнецкий отступил к Корсуну и занялся укреплением этого

городка, а в сторону послал два отряда для укрощения восставшего

поспольства: один пошел к Умани, где засел тогда запорожец

Сацкб Туровец с сечевиками и с отрядом царской рати под

начальством майора Свиньина, другой - к Лисянке1, где собралась

ватага восстанцев в 7.000 под начальством какого-то Гладкого.

Бруховецкий тотчас после ухода Чарнецкого от Канева, в

конце мая, отправил по следам его Серка и Косагова к Корсуну, а

полковников Матвея Шульгу и Филипна Стрелю - на подмогу к

Гладкому в Лисянку. Последние исполнили свое поручение

удачно, прогнали приступавших к городку поляков, посланных туда

Чарнецким, вошли в Лисянку и усилили собою восставшую ватагу

Гладкого. Серко же и Косагов, не доходя до Кор су на 25-ти верст, услыхали, что на усиление к Чарнецкому идет свежая орда, свернули в сторону, разбили татар, прогнали их назад в Крым, а

потом, не идя к Корсуну, повернули к Умани с целью соединиться

с восставшими в пользу царя полками Поднестранским, Каль-

ницким и Уманским, и тогда уже, с ними вместе, идти на Корсун

против Чарнецкого.

Между тем из Корсуна, где находился Чарнецкий, явилась к

Бруховецкому тайная подсылка^ корсунцы извещали, что желают

быть в подданстве у московского царя; просили присылки ратной

силы, обещали с своей стороны перебить немецкий гарнизон, поставленный у них Чарнецким, и выдать Бруховецкому всех

начальных людей; они жаловались, что им невыносимо приходится

от Чарнецкого, потому что в уплату приглашенным на помощь

татарам он дозволил им уводить людей в неволю. Бруховецкий

дал корсунцам тайно ответ, что как только прибудет к нему

свежая сила, то он немедленно двинется сам к Корсуну: Бруховецкий

ожидал подкреплений с левой стороны Днепра и, сверх того, надеялся, что Косагов и Серко приведут ^из Умани вооруженную

громаду восстанцев.

Чарнецкий сильно озлобился на Ставище. Во время похода

короля на левую сторону жители дали присягу в верности, но когда

вспыхнуло и’разлилось на правой стороне Днепра восстание, ста-

вйщане перебили оставленный у них польский гарнизон, не поща-

1 Село Звенигородск. уезда, Киев. губ.

37

дили притом и раненых ляхов, находившихся в устроенном там

госпитале, разобрали но рукам свезенные для войска припасы и

разорили близ Ставища имение, пожалованное Чарнецкому в ленное

владение. Чарнецкий, сделавши распоряжения об укреплении Кор-

суна, двинулся усмирять Ставище. Ян Собеский всегда отличался

тем, что советовал поступать возможно мягко и кротко с русским

народом; и теперь подавал он мысль дозволить мятежникам

отправить к королю послов с изъявлением покорности и оставить их

свободными от нападений до возвращения посланцев от* короля.

Чарнецкий смотрел на это дело иначе, и отвечал: <���я не умею и не

люблю льстить: опыт научил.меня, что своевольство козацкое

удобнее укрощать суровостью, чем кротостью>. Чарнецкий приказал

буджакской орде пожечь все деревни и хутора около Ставища, истребить и забрать в полон, жителей. <���Есть не буду, спать не буду, пока не добуду это гнездо бунта, этот вертеп разбойников>, говорил

он. Такой же взгляд выразил он в донесении, посланном тогда же

к королю: в открытом поле неприятеля не встречаю, он засел по

местечкам и городкам и так упорно держится московской

протекции, что каждое поселение приходится брать штурмом. Сердца их

до такой степени нечувствительны ко всепрощающему милосердию

вашего величества, что они хотят лучше погибнуть с домами своими

от огня, терпеть голод и всякие лишения, чем возвратиться к

верному подданству королю своему. Вся Украина решилась умирать, а* не покоряться полякам>.

По известию польского историка, начальствовали над

восставшим поспольством в Ставище некто Дачкб, бывший долго в

турецкой неволе на талерах, и Булганый - еще при Богдане

Хмельницком полковник пехоты; оба они были теперь полковники так

называемых <���серденецких>1полков, возникших в недавнее перед

тем время из охотников. В городе заперлось много народа; поляки

в своих известиях доводят число всех годных к бою до 16.000.

Приступы начались 4-го июля. На первых порах они пошли

неудачно для поляков. Дачкб, отбивши их, приказал своим людям

копать ров, чтоб не допускать поляков до вала; из высыпной земли

этого рва образовался новый вал - и,

таким образом, город

опоясался двумя земляными оградами. Поспольство с валов

издевалось над своими врагами. Когда Чарнецкий объезжал свое войско, одетый в бурку из леопардовой кожи, осажденные кричали ему: <���ото ряба собака!> После нескольких дней, проведенных в битвах, Чарнецкий убедился, что не поделает ничего силою с

осажденными. Он отправил в город шляхтича с убеждениями сдаться и

не губить себя напрасно. Ставищане отвечали: <���пусть польское

войско прежде отойдет от нашего города, тогда мы пошлем по-

* Вероятно, от прозвища Серденя, которое носил первый их полковник.

38

становить уговор с Чарнецким, с тем, чтоб мы были вольны от

военного постоя и не было бы у нас польского гарнизона>. Такой

ответ раздражил гордого пана; он приказал татарам по

окрестностям довершать разорение селений и без милосердия убивать

женщин, детей и стариков, потому что из этих селений находились

в городе жители; между тем привезли полякам свежие боевые

снаряды; пальба гранатами и бомбами истребила разом большую

часть строений в Ставище. Дачко был убит; на его место выбрали

сотника Чопа, который, по выражению польской летописи, был, к досаде поляков, предводитель дельный и отважный. Много потерь

понесли тогда поляки. Погибла вся пехота, уцелевшая после

зимней кампании; поляки так умалились, что где прежде были

тысячи, там оставались сотни. Чарнецкий вообще мало щадил жизнь

подчиненных, и в ответ на жалобы о потерях в войске говорил: <���что ж, война людей не рожает!> Хотелось - Чарнецкому, во что

бы то ни стало, взять город приступом, но другие паны, составлявшие около него военный совет1, находили, что гораздо, лучше, ради пощады собственных.сил, принудить к сдаче город блокадою, тем более, что пленные показывали, что в городе чувствуется