Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

содержания. Но еще не пришел конец всем нашим печалям. Опят*, пустыня, зной, томительная жажда, бессонница>. Теперь, правда, беглецам было что есть, потому что за ними из Очакова ехали

торгаши с съестными припасами; они хотя были невысокого

достоинства и продавались по высоким ценам, но всетаки и то

было хорошо, что шведы могли что-нибудь достать, а не терпеть

726

голод, как прежде. Некоторые закупили себе в Очакове крытые

войлоком повозки в одну лошадь, и такие повозки служили им

для спасения от зноя, а ночью для спанья. В них сберегали они

себе и дорожные запасы.

Два дня простояли шведы близ Очакова. В это время Карл

отправил в Константинополь немца Нейгебауэра, который служил

некогда в Московском государстве, был в приближении у царя, учил

его сына, а потом перешел к шведам. Король вручил ему письмо к

падишаху. В этом письме король сообщал о своем несчастии, просил дать ему убежище в султанских владениях и оказать содействие

к возвращению в отечество через Польшу. О полтавском поражении

и о бегстве шведов падишах уже знал от аги, бывшего недавно у

шведского короля и скоро побежавшего домой, чтоб известить своего

государя о том, что сталось под Полтавою.

На другой день после отправки Нейгебауэра (23 июля нов.

ст.) приехал к Карлу от сераскира посланец из Бендер. Сераскир

писал королю разные мудрые утешения и приглашал в Бендеры.

Он присылал королю в дар разные турецкие товары и между

прочим превосходный шатер, в чем действительно король

нуждался. Крымский хан прислал Карлу в подарок коляску, запряженную четырьмя лошадьми. Король подарил обоим посланцам -

и ханскому и сераскирову - по тысяче червонцев.

После продолжительного и спокойного пути по знойной ак-

керманской степи полтавские недобитки достигли, наконец, Бендер 1 августа (12 нов. ст.). Там королю сообщили, что царь

посылал просить падишаха не принимать под свое

покровительство изменника Мазепу, а выдать его царю. Падишах отверг

такое домогательство. У мугамедан считалось противным Корану

выдавать тех, которые, будучи гонимы судьбою, прибегают под

их покровительство. Царский посол Толстой напрасно предлагал

великому муфтию 300 000 талеров за содействие к выдаче

Мазепы. Два раза сряду была повторена царем такая просьба к

падишаху (июля 10-го и 27-го стар. ст.). Подобное предложение

царь сделал и своему сопернику. Пока была надежда поймать

бежавшего из-под Полтавы шведского короля, Петр задержал

присланного к нему генерала Мардефельда; но узнавши, что

соперник перебрался в турецкие владения, царь отпустил Мар-

цефельда и бывшего в плену королевского секретаря Цедергельма

i поручил им словесно сообщить шведскому королю, что он, ^арь, готов заключить мир, если Карл уступит ему всю Ингрию, Карелию с городом Выборгом, Эстляндию с городом Ревелем и

Лифляндию, признает Августа польским’ королем и выдаст царю

изменника Мазепу. Такие условия были сообщены Карлу в Бен-

дерах. Король отверг их, и особенно раздражился за требование

выдать ‘Мазепу. В таком смысле он послал протест свой графу

727

Пиперу, находившемуся в плену. Когда Петру сообщили этот

протест, он заметил, что его требование относительно выдачи

Мазепы таково, каково было требование Карла от Августа выдать

ему Паткуля. Это настойчивое желание гневного царя во что бы

то ни стало добыть в свои руки павшего изменника окончательно

потрясло старика. Его жизненные силы и без того уже были

так надорваны последовательными ударами судьбы, что нужна

была необыкновенно твердая, закаленная в бедах козацкая

натура, чтоб эти силы еще держались. Теперь они окончательно

исчезли. Сераскир принял Мазепу ласково, сообщил ему, что

падишах приказывал беречь его; но Мазепа хорошо знал нравы

и обычаи мусульманского Востока. Он знал, что при

оттоманском дворе червонцы пользуются громадным могуществом. Если

Петр, которого Мазепа знал всегда бережливым, не щадил уже

больших сумм единственно из-за того только, чтобы добыть

хилого старика в свои руки, то Мазепа мог опасаться, что еще

два-три таких настойчивых домогательства, сопровождаемых

подарками, и Диван прикажет его выдать. Этот страх ускорил

разрушение одряхлевшего организма. С прибытия своего в Бен-

деры Мазепа уже не покидал постели и с каждым днем угасал

все более и более. Он умер 22 августа. Распространяли слух, будто он, от страха быть выданным Петру, отравил себя ядом, но это известие не имеет за собою никакой исторической

достоверности. Тело его было, по распоряжению Войнаровского, отвезено Григорием Герциком в Галац и там опущено в землю, вероятно, в тамошнем монастыре. По шведским источникам, спустя немного времени перевезли гроб его в Яссы и там совершили

торжественные похороны. Карл присутствовал при отдаче

последнего долга своему союзнику. Впереди погребального поезда

играли королевские трубачи; гроб, обитый красным бархатом с

широкими золотыми позументами, везли на повозке, запряженной шестью белыми лошадьми. По обеим сторонам его шли

рядами козаки с обнаженными саблями. Перед гробом

гетманский бунчужный нес гетманскую булаву, блиставшую жемчугом

и драгоценными камнями. За гробом шла толпа малороссиянок, последовавших за мужьями и родными, приставшими к гетману; по народному обычаю они голосили и кричали. Сзади за ними

ехали верхом два тогдашние претендента на гетманство: неизменный товарищ и доверенный Мазепы Орлик и более в.сех

родственно любимый покойником его племянник Войнаровский.

За ними следовали все старшины. Козаки шли с опущенными

вниз знаменами и оружием; гроб малороссийского гетмана

опустили в могилу, приготовленную в церкви, находившейся за

городом, и козаки, в знак почести, в эту минуту дали залп из

своих мушкетов.

728

В Малороссии составилось предание, сохранившееся до сих

пор, будто Мазепа не умер и не был погребен в Молдавии, а

для вида устроили там фиктивные похороны сам же бывший

гетман тайком пробрался в Киев, принял иночество, а потом и

схиму в Печерской лавре под чужим именем и там окончил

дни свои в покаянии. Эта легенда, переходившая из уст в уста, не подтверждается никакими фактами и соображениями, так же

точно, как и анекдот, сообщенный фальшивою историей Кони-

ского, будто Мазепа перед смертью приказал принести к себе

свои бумаги и сжег их с тем, чтобы не открылось участие в

его замысле таких лиц, о которых никому и в голову не

приходило. <���Пусть, - говорит он, - я один буду несчастен; я хотел