Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

войною на великороссийские города и Артамона за волосы поймать!

Не говорил я ничего такого. И про хана, чтоб его ждать себе в

помощь не говорил. Вольно писарю Карпу теперь это показывать: он со старшинами в соумышлении хочет меня погубить и для

того такое про меня выдумывает!

Явился у расспроса нежинский протопоп и сказал: <���как онг

Демкб, будучи гетманом, посылал меня к царскому величеству, я пред отъездом своим укреплял его, чтоб держался милости

царской; я напоминал ему, что сталось с Бруховецким, а он мне

сказал: поедь-ко ты в Москву, так на Москве будешь в тюрьме>.

Демьян сознался, что было так, и винился.

Думные люди продолжали спрашивать подсудимого: <���говорил

ты стрелецкому полуголове, будто посланцев твоих не допускают

царские бояре для слушания дел, чтоб отдача Киева и

малороссийских городов Войску Запорожскому неведома была>.

- Не говорил, - отвечал Демьян.

Его продолжали допрашивать: <���говорил ты - великий

государь город Киев не саблею взял, поддались^ вы ему добровольно

и коли теперь не нужен ему Киев, пусть выведет воевод и ратных

людей, а вы найдете себе иного государя, и про Бруховецкого

220

говорил, что он много терпел от московской неправды, да и не

утерпел?>

- Отнюдь ничего такого не говорил, - отвечал Демьян.

-? Зачем, - спрашивали его, - Чернигов большой город от

малого отгородить велел?

Демьян отвечал: <���Писарь мне сказал, что слух пошел, будто

войска царские хотят города малороссийские засесть. Я для

осторожности велел отгородить>.

Его продолжали допрашивать: <���тому же Танееву и подьячему

ты сказывал, будто польским послам по договору дали 30.000

денег для найма войска на Дорошенка; вы же непродажные и

некупленные пойдете на Польшу войною, а как над польским

государством что учинится, так и иному кому-то достанется. Еще

тому же Танееву ты сказал, что никаким спискам, присланным

из Москвы, ты не проверишь, что вас только ласковыми словами

утешают, а правды ар объявляют. Да еще о Колупаеве ты сказал: что коли приедет, так пускай нездоров уедет, а Танееву грозил, что коли еще приедет, так будет в Крыму; да еще говорил, что

коли польские послы, набравши в Москве денег, пойдут через

вашу землю, то коздки казну у них разделят. Говорил ли ты все

это? Скажи теперь правду и вину свою великому государю

принеси чистым сердцем>.

Демьян все отрицал.

Его спрашивали: <���Зачем ты велел Неелову ставить на воротах

стрельцов только человек по тридцати, когда прежде их ставилось

по сту и больше? Зачем обозному Забеле и другим старшинам

запрещал сходиться с Нееловым и челядников своих подсылал

надсматривать за ними, чтоб не сходились с московскими

людьми? Делал ты так? скажи правду>.

Демьян объяснял так: Один раз, шедши в церковь, я

спросил - есть ли караульщики? Мне отвечали: два человека

пятидесятников, а с ними стрельцов человек со сто. Я спросил: нет

ли в кормах скудости? Отвечали - нет, а только много слишком

ставится караульщиков, и то им досадно и скорбно. Я, поговоривши с Нееловым, велел стрельцов на караулах убавить; старшинам же не заказывал сходиться с московскими людьми и

челядников не посылал надсматривать за ними.

Ему сказали: <���на тебя сообща все старшины показывают, что

ты изменил великому государю, посылал к Дорошенку чернецов, и. те именем твоим присягу учинили, а Дорошенко присылал в

Батурин своих посланцев с образом, и ты перед ними присягал

и Дорошенку дал на заплату войску 24.000 ефимков. Говорят на

тебя, что ты во всех полках учинил начальными людьми своих

свойственников и единомышленников и во все полки писал

универсалы, чтоб все шли в осаду>.

221

Демьян отвечал: Чернецов я к Дорошенку не посылал и

Дорошенко ко мне Спасова образа не присылывал, а присылал ко

мне он Семена Тихого возвратить жителей, взятых на сей стороне

татарами; двадцатичетырех тысяч ефимков Дорошенку я не давал; с початку гетманства моего такого большого числа ефимков у

меня не было, даже и двух тысяч левков в сборе не было. А

полковников’ я переменял с согласия старшин.

Допрашивали его далее: <���сказывают, созывал ты старшин, и

говорил им, будто царь писал к тебе, чтоб ты старшин прислал

в Москву, а оттуда сошлют их в Сибирь; ты для того и животы

свои вывозил в монастырь, хотел сам из Батурина ехать в Лубны

и слух пустил, будто едешь Богу молиться в Киев; ты же Степану

Гречаному приказывал писать, будто делалось на Москве такое, чего там вовсе и не бывало, чтобы потом прочитать козакам и

говорить - вот как Москва обманчива! так ли было?>

Демьян отвечал: <���Никаких таких речей я не говорил, не

подговаривал Гречаного писать ложное и животов не вывозил, - да

и нечего было: у меня всего было только полторы тысячи золотых

червонных да 60 злотых. Хотел точна ехать в Киев на богомолье, а не в Лубны и не для свидания с Дорошенком>.

- А правда ли, - спрашивали его, - что ты Дмитрашку

Райчу призывал к себе ночью и толковал с ним, как царских

людей побивать.

- Не было этого, - отвечал Демьян, - а с Дмитрашкою мы

дарились по свойству: я ему подарил лук, а он мне лубье

(колчан).

- Зачем, - спрашивали его, - посылал ты игумена Шир-

кевича в Вильну за каким-то лекарем?

Демьян объяснил: “игумена я не посылал, а он сам ездил по

своему делу, не в Вильну, а в Могилев; по этому случаю просил

я для меня достать лекаря, и он мне лекаря привез>.

Поставили на очную ставку с Демьяном Танеева и Щоголева.

Они уличали его, уверяли, что все, записанное ими в их

статейный список, слышали они от гетмана.

Демьян все отрекался.

Спрашивали подсудимого о похвалках перед старшинами: как

он пойдет на великороссийские города войною; как прибудет к

нему на помощь хан с ордою; что лучше-де жить под властью

турского султана, чем московского царя; что Москва, вместе с

поляками, хочет истребить малороссийских жителей, что он даст

Москве отпор как Александр Макодонский; как он хотел Доро-

шенкову дочь сговорить за своего племянника и для этого

приезжал к нему от Дорошенка Куницкий.

Демьян отвечал: Ничего такого не говорил я. Затеяли на меня

все это старшины: не любят они меня и хотят отлучить от царской

222

милости. Кунйцкий точно приезжал ко мне: Дорошенко через него

передавал мне, что хочет быть под рукою царского величества, только опасается, чтоб царь не выдал его польскому королю, а я

уверял Куницкого, что великий государь Дорошенка польскому

королю не выдаст.

<���Демко, - сказали думные люди, - принеси свою вину перед