Джон Перкинс - Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции

Определяющим фактором для выбора этой страны стало то, что глава государства, президент Хаджи Мохаммед Сухарто, завоевывал репутацию непреклонного антикоммуниста, который не гнушался самых жестоких методов проведения своей политики. Он прославился тем, что, находясь во главе индонезийской армии, в 1965 году жестоко подавил инспирированный коммунистами мятеж.

Последовавшая за этим кровавая бойня унесла жизни от 300 до 500 тысяч индонезийцев, которых подозревали в связях с коммунистами — это было одно из самых кровавых массовых убийств века, которое можно смело поставить в один ряд с политическими репрессиями Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина и Мао Цзэдуна. Еще примерно миллион жителей страны были брошены в застенки и тюремные лагеря. На волне антикоммунистических настроений в 1968 году Сухарто стал президентом Индонезии.

К моменту моего прибытия в страну цели американской внешней политики в отношении Индонезии уже четко оформились: поставить заслон распространению коммунизма и всячески поддерживать президента Сухарто. Считалось, что он будет служить интересам Вашингтона примерно так же, как это делал шах Ирана. Эти два политических деятеля были во многом схожи: оба алчные, тщеславные, жестокие. Мы же не только жаждали индонезийской нефти, но и хотели сделать эту страну образчиком успешного антикоммунистического режима для остальной Азии, да и всего исламского мира.

В задачу консалтинговой фирмы, которая была моим работодателем, входила разработка проекта интегрированных энергетических систем, что позволило бы самому Сухарто и его дружкам из правительства поскорее развить индонезийскую промышленность, еще больше набить карманы, ну и, конечно, на долгие годы сохранить в стране американское господство. Моя собственная задача заключалась в том, чтобы подготовить экономическое обоснование для получения Индонезией кредитов у Всемирного банка, Азиатского банка развития и американского Агентства международного развития (USAID).

Вскоре после моего приезда в Джакарту команда MAIN в полном составе собралась в элегантном ресторане на последнем этаже отеля Intercontinental Indonesia. Слово взял руководитель нашего индонезийского проекта Чарли Иллингуэрт, который в двух словах резюмировал нашу главную задачу: «Мы здесь для того, чтобы — ни много ни мало — вырвать эту страну из тисков коммунизма». И добавил: «Все мы знаем, насколько наша собственная страна зависит от поставок нефти. Индонезия может стать нам мощным союзником. Не забывайте об этом, претворяя в жизнь наш генеральный план. Делайте все возможное, чтобы нефтяная промышленность и все обслуживающие ее отрасли — порты, нефтепроводы, строительные компании — в отношении энергетики были бы обеспечены всем тем, что им может понадобиться, на протяжении всех 25 лет действия нашего плана».

По существовавшему в те годы в Джакарте обычаю большинство правительственных учреждений открывалось рано, уже в семь утра, и работало до двух часов пополудни. Примерно в середине дня чиновники делали перерыв, чтобы немного перекусить, выпить кофе или чай, а обедать предпочитали без спешки, уже после того как кончался официальный рабочий день.

Я взял себе за правило к этому времени быстренько возвращаться в отель, переодеваться в плавки и спускаться в бассейн, где заказывал в баре сэндвич с тунцом и кружку охлажденного местного пива Bintang Baru. И хотя я исправно таскал за собой кейс, набитый деловыми бумагами, скапливающимися после многочисленных деловых встреч, это было чистой уловкой, чтобы обмануть самого себя. Меня гораздо больше занимали иные занятия — я совершенствовал свой загар и вожделенно разглядывал юных красоток в соблазнительных бикини. Это были в основном американки, скучающие жены рабочих и инженеров, дни напролет пропадавших на отдаленных стройках, или менеджеров, просиживающих в офисах в самой Джакарте.

Очень скоро меня очаровала одна из этих прелестниц, примерно моих лет и явно с примесью восточных кровей. Она выделялась не только грациозным, изящным телом, но и удивительно дружелюбным видом. В том, как она держалась, кокетливо потягивалась, ныряла в воду или посылала мне улыбку, заказывая бармену на английском какую-то еду, мне чудилось что-то завлекающее, словно она приглашала меня к флирту. А я, как дурак, в смущении отворачивался и, наверное, даже краснел, кляня в душе слишком пуританское воспитание, которое дали мне родители.

Как я вскоре заметил, примерно в четыре, примерно через час-полтора после того как я занимал свой пост на бортике бассейна, к ней присоединялся мужчина. Уверен, это был японец. Он всегда появлялся в строгом деловом костюме, что было несколько неожиданно в стране, где требования к официальному виду ограничивались брюками свободного покроя и отутюженной рубашкой навыпуск, обычно из батика местного производства. Немного поболтав о чем-то, эта парочка обычно исчезала, а я, как ни искал, никогда не встречал их ни вместе, ни поодиночке — ни в баре отеля, ни в ресторане, ни где-либо еще. Казалось, они бывали в бассейне и нигде больше.

Как-то днем, спускаясь в лифте на первый этаж отеля, я призвал всю свою решимость и дал себе слово, что сегодня непременно подойду к девушке и даже заговорю с ней. В самом деле, думал я, что я теряю? Известно ведь, что она замужем за тем японцем, но я-то ведь ни на что и не претендую — скажу, мол, соскучился по родному языку и просто хочу поболтать с соотечественницей. Ей и возразить будет нечего. Приняв твердое решение, я возликовал.

Направляясь к бассейну и предвкушая разговор с моей красавицей, я испытывал приятное волнение и даже мурлыкал под нос какую-то славную песенку. Но вот незадача! Подойдя к бассейну, я обнаружил, что ее привычное место пустует. Смущенный и сбитый с толку, я застыл возле входа. Потом завертел головой во все стороны в отчаянной надежде ее увидеть. Но очаровательницы нигде не было.

Бросив кейс возле ближайшего шезлонга, я устремился в прилегающие к бассейну сады. Раньше я как-то не интересовался ими, а тут обнаружил, что они довольно-таки обширны. Райские сады, да и только — море восхитительных цветов всех мыслимых и немыслимых расцветок, все благоухает, тут и там на ветках сидят сказочно красивые птички. Мне попались на глаза заросли бромелий — я вспомнил, что видел точно такие же на Амазонке, — но сейчас, глядя на них, испытывал только острое сожаление об утраченной возможности полюбоваться ими вместе с ней.

Пальмы и экзотические кустарники сплетались, образуя множество укромных уголков. Я подумал, что она могла скрыться от посторонних глаз по ту сторону живой изгороди, и представил, как она лежит на полотенце среди изумрудной травы. Я рванулся огибать чертову изгородь, но лишь вспугнул своим топотом какую-то женщину, которая, видимо, устроилась там позагорать. Она приподнялась, судорожно натянув на грудь спущенный верх бикини, и грозно уставилась на меня, будто уличая в подглядывании. Видимо, нечто подобное содержалось и в словах, что она прокричала мне в лицо на непонятном языке. Я извинился со всей учтивостью, на какую был способен, и ретировался в сторону бассейна, где валялся мой брошенный впопыхах кейс.