И. Беглов - США: собственность и власть

Во время избирательной кампании 1944 г. Эдвин Поули сделал все, что было в его силах, для того чтобы воспрепятствовать выдвижению Генри Уоллеса кандидатом в вице-президенты и обеспечить выдвижение кандидатуры Гарри Трумена. Поули в частных беседах говорил делегатам съезда, что, выдвигая кандидата в вице-президенты, они фактически выдвигают кандидата в президенты [763]. Он намекал на плохое состояние здоровья Рузвельта.

В 1945 г. Поули стал наиболее влиятельной фигурой в близком окружении нового президента. В качестве вознаграждения за оказанные ему услуги Трумен назначил Поули на пост представителя США в союзнической репарационной комиссии и обещал ему в будущем пост заместителя морского министра. Выполнить это обещание Трумен не смог, потому что назначение Поули в морское министерство натолкнулось на сильное сопротивление в сенате.

Некоторое время спустя президент назначил своего друга в о.бход сенатской комиссии на пост гражданского помощника военного министра. По сути дела Поули сделался главным интендантом американской армии. В январе 1948 г. стало известно, что Поули использовал закрытую служебную информацию о предстоящих закупках правительством крупных партий продовольствия для спекуляции на товарной бирже. На одной из таких спекуляций с хлопковым маслом Поули за несколько часов нажил более 1 млн. долл. [764], что, разумеется, вскоре проникло в печать и вызвало бурную реакцию буржуазной прессы. После этого президент Трумен уже не решался оставлять калифорнийца на правительственной службе.

Ради справедливости следует отметить, что Гарри Трумен менее, чем какой-либо другой президент, поддавался влиянию и чарам капиталов нью-йоркских магнатов. Он пришел в Белый дом при помощи политической машины Тома Пендергаста и навсегда сохранил к нему чувство уважения и лояльности [765]. Трумен питал привязанность к таким капиталистам, как Э. Поули и А. Джанини, но ни один восточный финансовый магнат не мог особенно претендовать на то, что добился личной дружбы с президентом.

Эта неприязнь Трумена к магнатам Уолл-стрит кажется вполне естественной: он вырос в среде фермеров и мелких предпринимателей Среднего Запада, где антиуоллстритовские настроения впитываются вместе с молоком матери. В 1937 г. Трумен произнес в сенате речь, насыщенную огромной дозой социальной демагогии и резко осуждающую злоупотребления представителей «концентрированного богатства» в лице уоллстритовских банкиров и находящихся у них на службе юристов [766]. Может быть, именно поэтому нью-йоркская финансовая аристократия не благоволила к Трумену, хотя ее представители: Форрестол, Ловетт, Ачесон, Гарриман и другие — неизменно входили в состав его правительства.

Иногда в весьма важных для Уолл-стрит вопросах Трумен действовал вопреки советам своих министров-банкиров. В 1947 г. он наложил вето на антипрофсоюзный законопроект Тафта — Хартли, несмотря на то, что Форрестол и Андерсон на заседании кабинета министров пытались удержать его от этого шага [767].

Отношения между Труменом и Уолл-стрйт стали особенно натянутыми после избирательной кампании 1948 г., когда магнаты восточных штатов сплотились вокруг кандидатуры Томаса Дьюи и предприняли активные, «о безуспешные усилия изгнать из Белого дома «дикого миссурийца».

Водворение в Белый дом в январе 1953 г. генерала Эйзенхауэра вызвало у представителей нью-йоркской финансовой клики чувство облегчения и удовлетворения. Это был их собственный президент в полном смысле слова. Он был «сотворен» по их инициативе и их усилиями. Ни Пендергасты, ни калифорнийские «нувориши» нс имели особых прав на него. Золотая паутина влияния крупного капитала начала опутывать «героя войны» задолго до избрания его президентом. Восточные магнаты помогли ему сделаться почти в один прием миллионером, заплатив 629 тыс. долл, за посредственную книгу — мемуары «Крестовый поход в Европу». Вскладчину (в форме «подарков») они оснастили машинами и породистым скотом его «ферму» близ Гитесберга.

Вошедший к Эйзенхауэру в доверие банкир Клиффорд Робертс взял на себя управление его капиталами. Тот же самый Робертс, будучи председателем аристократического Национального клуба гольфистов в Огасто, предоставил генералу возможность играть в гольф с богатейшими капиталистами Америки (Л. Файерстоуном, Джоном Хэйем Уитни, Артуром Хаутоном и др.). Так сложилась «огастинская клика» личных друзей Эйзенхауэра. «Члены ее, — писал орган американских монополий, поддерживавший Эйзенхауэра, журнал «Юнайтед Стэйтс Ньюс энд Уорлд Рипорт», — могут извлекать большие выгоды. Члены клики могут звонить президенту по телефону, когда они пожелают, их письма пользуются особым вниманием служащих Белого дома, и для них двери в Белый дом всегда открыты» [768]. «Плененный герой», как назвал его М. Чайлдс — американской буржуазный социолог и публицист, был для финансовой олигархии идеальным президентом.

Формирование «нового правительства Эйзенхауэр передоверил своему старому другу генералу Льюшесу Клею, превратившемуся после войны в банкира и промышленника и входившему в «огастинскую клику». Новый президент не имел собственного мнения о будущем составе правительства и был готов одобрить любую кандидатуру, предложенную ему Л, Клеем и Джоном Макклоем, Эйзенхауэр разрешил каждому вновь назначенному министру подобрать себе заместителей, помощников и советников по своему усмотрению, В результате сформировалась единственная в своем роде правительственная «команда Эйзенхауэра», о которой с таким восторгом говорил банкир Барджесс,

Профессиональный солдат, всю жизнь вращавшийся преимущественно в среде военных, Эйзенхауэр питал чувство благоговейного уважения к финансовым магнатам, Обладание крупным состоянием в его глазах отождествлялось с наличием политической мудрости и проницательности.

По словам журнала «Форчун», Эйзенхауэр проникся чувством особой нежности к Джону Хэю Уитни, На президента сильное впечатление производила царская роскошь, окружавшая повседневную жизнь семьи Уитни, Кроме того, нью-йоркский банкир-мультимиллионер не только сам внес весьма крупную сумму в избирательный фонд Эйзенхауэра, но и помог, как председатель финансовой комиссии, собрать 1 млн, 600 тыс. долл, среди других капиталистов, Эйзенхауэр настойчиво просил Уитни занять какой-нибудь важный пост в правительстве, но он согласился принять лишь назначение послом в Англию,

Среди вновь приобретенных Эйзенхауэром друзей-капиталистов особое место занимал кливлендский банкир Джордж Хэмфри, получивший в январе 1953 г, пост министра финансов, Хэмфри и генерал Эйзенхауэр сделались закадычными друзьями. Президент любил проводить зимний отпуск в обширном имении своего друга, Хэмфри превратился в доминирующую фигуру правительства, «На заседаниях кабинета министров, — говорил Эйзенхауэр, — я всегда жду, что скажет Джордж Хэмфри, Я слушаю и других. Но я знаю, что, когда он заговорит, он выскажет как раз то, что я думаю» [769]. Покидая в 1957 г тпост министра финансов, Хэмфри сказал; «Ни госпожа Хэмфри, ни я не променяли бы ни на что другое полученное нами удовольствие от пребывания в Вашингтоне. Мы приобрели много хороших друзей, которые останутся верными нам до конца нашей жизни» [770].