С Соколов - Валерия Новодворская - Нетерпение

- Но теперь-то ясно, какую кровавую дорогу проторили они русскому обществу своими терактами...

- Безусловно, это привело к страшным последствиям. Идеи красного террора выросли из опытов народовольцев. Но они были стоящими людьми. Я не могу отречься от них, от Перовской, от Желябова, хотя, конечно, никогда бы не стала поступать так же. Они совершили непоправимое - приучили интеллигенцию восхищаться кровью, заставили русское общество сочувствовать себе. Сочувствовать убийству.

Мудрую книгу о народовольцах написал Юрий Трифонов. В "Нетерпении" он отделил идею террора от его носителей. Вскоре я надеюсь опубликовать пьесу Альбера Камю "Праведники" в моем переводе, в которой Камю, на мой взгляд, дополняет Трифонова. Народовольцы были настоящими людьми, но они делали ужасное дело, сами того не сознавая.

- Да только ли они. Сколько людей в прошлом и в наши дни утоптали своими благими намерениями дорогу если и не в ад, то к аду. И поэтому я хочу спросить вслед за Солженицыным: "...вообще осуществимо ли последовательно-нравственное действие в истории? Или - какова же должна быть нравственная зрелость общества для такой деятельности?" Насколько реальна сегодня средняя, центристская линия в политике, насколько вероятна консолидация нашего общества? Та линия, которую с 1905 года пытались провести в жизнь октябристы Дмитрий Шипов и Александр Гучков?

- Нравственность возможна только в политике, отрицающей насилие. Но нравственность необязательно сочетается с умеренностью или отказом решительно высказывать свои взгляды. На самом деле ситуация очень узнаваемая: октябристы, восторженно, верноподданнически объединившиеся вокруг царского манифеста 17 октября, чем-то напоминают те силы в сегодняшнем нашем политическом раскладе, которые с таким же восторгом, так же верноподданнически объединяются вокруг Горбачева. Это достаточно мощная, но неинтересная тенденция. Мне кажется, что мы уже ходили путями "революции сверху". Предполагается, что русская интеллигенция преуспевала в своих деяниях и намерениях только тогда, когда она шла на союз с государственной властью.

Близилась полночь. Наш разговор давно уже перевалил за отмеренные мне на интервью два часа. Собственно, о политике, о России, о государстве русские люди могут говорить невероятно долго - и так ни до чего и не договориться, и так и не понять друг друга.

Ненасилие, свобода... но почему-то никак не могу воспринять ДС иначе как непримиримых борцов, своеобразных большевиков сегодня, которые способны на все и не остановятся ни перед чем. И когда в газетах мы видим Новодворскую, разрывающую портрет Ленина или Горбачева, что, кроме мысли о ее непримиримости, готовности к насилию, может прийти в голову массового читателя? Только ли журналисты, средства массовой информации виноваты в таком ошибочном, как следует из программы ДС, восприятии? Ведь только из подробных объяснений Валерии Ильиничны стало понятным, что, с легкостью разорвав портреты, ДС не накинется когда-нибудь на живых людей. Что ее жест - это всего лишь шоковая терапия.

Инакомыслие становится у нас делом все более разрешенным. Того и гляди, оппозиция превратится в профессию и приобретет, наконец, цивилизованные формы, для которых, по собственному же признанию, уже непригодна "революционный демократ" Валерия Ильинична Новодворская. Термин "революция" должен навсегда остаться в двадцатом веке - даже если в вариации Демократического союза он звучит как "Да здравствует ненасильственная демократическая революция". Не наступила ли для нас пора просто - ЭВОЛЮЦИИ?

Может быть, я ошибаюсь, возможно, это мои личные трудности, но я убежден: сверхрадикализм, непримиримость, нежелание иметь что-либо общее с "этой системой", нетерпение, наконец, если они выносятся на площадь, необратимо высекают искру. А мы все представляем собой большой развалившийся стог залежавшегося сена. И тут даже гуманнейшие идеи ненасилия не помогут.

В членском билете ДС эпиграфом выписаны строчки из "Петербургского романса" Александра Галича:

И все так же, не проще,

Век наш пробует нас

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь,

...В тот назначенный час?!

Это стихотворение было написано 22 августа 1968 года. С тех пор на площадь мы выходить научились. Теперь, кажется, другая проблема - а что будет дальше, после площади?

Сергей СОКОЛОВ