Гаральд Граф - Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Жизнь вошла в свою колею и за занятиями и работой в каюте шла быстро. Наступила зима.

В марте от Минного отряда должны были послать офицера в комиссию по производству экзаменов ученикам‑заградителям, обучавшимся на Отряде заградителей, который по‑прежнему стоял в Гельсингфорсе.

Штаб предложил съездить мне, на что я охотно согласился, так как это вносило известное разнообразие в монотонность жизни. Да и приятно было побывать на отряде, с которым меня связывала служба на «Амуре», а также повидать Гельсингфорс, который очень любил.

Вот и мой старый «Амур»! На нем все по‑прежнему. Разве что он не выглядит таким новеньким, каким был, когда оторвался от завода. Да, сильно переменился состав офицеров. Минные офицеры были те же, которые сменили меня.

Экзамены происходили в командной палубе, и было приятно побывать в тех помещениях, где приходилось столько времени возиться с минами. Меня пригласили к завтраку, и странным казалось, что я больше не член кают‑компании, а лишь нахожусь в гостях. Приятно было провести хоть несколько часов на этом корабле и вспомнить эпопею Степанова, Иванова и потом Веселкина.

Экзаменовать матросов было изрядно‑таки скучным занятием, слишком это однообразно. Разве иногда внесется комический элемент, если попадется слишком глупый ученик. В общем, на отряде ученики были хорошо подготовлены и провалившихся оказался ничтожный процент. Недаром минные офицеры приложили большое старание и подготовили хороших инструкторов. Впрочем, их работа была легче, чем на Минном отряде, где каждая смена состояла не меньше, чем из двадцати человек, а у них были по десять.

Благодаря тому, что в последние годы в Гельсингфорсе зимовало много кораблей, он чрезвычайно оживился и значительно обрусел. На улицах то и дело встречались русские. Такое обрусение было гораздо полезнее, чем принудительное, которое исходило от генерал‑губернаторов. Русские были выгодны для местных жителей и сильно способствовали оживлению торговли и тем самым обогащали финнов. Магазины, рестораны, кинематографы и так далее наживались именно на русских. Нахождение в городе большого числа морских офицеров отразилось и на сближении местного общества с русским.

Весной начались экзамены в офицерский класс и в школах унтер‑офицеров и минеров. Теперь уже я был в роли экзаменатора, что много спокойнее, но утомительнее, чем экзаменоваться. В конце концов я это заслужил, окончив Морской корпус, Минный класс и академию. Прямо нельзя было перечесть, сколько раз мне приходилось вылезать к доске и вытягивать билеты.

Наконец собрался в Транзунд и Минный отряд, покинул насиженное место в военной гавани. Все суда, как обычно, встали на якорь у того же Тейкар‑сари, теперь так бесконечно знакомому. В ближайший же вечер я не утерпел, чтобы не съехать на берег и осмотреть все, столь полные воспоминаний места. Все же много воды утекло с тех пор, как слушателем я попал туда в первый раз.

Началось страдное время. Меня назначили руководить минными стрельбами с миноносцев, продолжать занятия по тактике и заведовать выверкой приборов Обри (жироскопов). Последнее должно было производиться на берегу, чтобы в момент выверки площадь, на которой устанавливается выверяемый прибор, была бы неподвижной.

Особенно часто приходилось ходить на стрельбы с миноносцев, что я больше всего и любил. Тем более что решил их освежить и вывести из рутины. Минный отряд еще не мог от нее избавиться, а на действующем флоте разрабатывались новые методы стрельбы по площадям применительно к строящимся миноносцам типа «Новик», вооруженными тремя и четырьмя тройными минными аппаратами.

Нельзя же было допустить, чтобы выпускаемые из класса минные офицеры не имели представления о таких стрельбах, когда им же придется быть их руководителями. Поэтому я настаивал, чтобы слушатели не только обучались технике выпуска мин из аппаратов, а обучались минным стрельбам по щитам и на больших ходах. Наибольшую поддержку в этом направлении я нашел у заведующего обучением офицеров – Степанова [312]. Впрочем, и адмирал Сапсай относился с большим сочувствием к этому проекту. Но зато я встретил сильное сопротивление в начальнике 5‑го дивизиона эскадренных миноносцев 2‑й Минной дивизии капитане 1‑го ранга Тыркове [313], дивизион которого был прикомандирован к Минному отряду для выполнения слушателями минных стрельб. Он, поддержанный командирами, стал жаловаться начальнику отряда, что из‑за этих стрельб приходится часто разводить пары во всех котлах, и что машины потребуют частых переборок, а это заставит дивизион на продолжительные сроки выходить из строя. Затем, что рейд слишком мал для маневрирования и глубины недостаточно велики для больших ходов. Пришлось пойти на компромисс и довольствоваться ходами в 15–16 узлов.

Таким образом, несмотря на всю воркотню, стрельбы удалось наладить и дивизион носился по рейду, производя стрельбы по щиту, буксируемому номерными миноносцами.

Во всяком случае, я был доволен, что теперь слушатели, попав на новые миноносцы, будут уже иметь понятие о современном использовании мин. Тем более это меня радовало, когда через три месяца началась война и я сам оказался минным офицером «Новика». Мне было приятно сознавать, что удалось внести свежую струю в обучение минных офицеров, да и, конечно, они сами были довольны.

Моя семья лето проводила в Мустомяках, на даче профессора пения Ферии Джеральдони, у которой жена брала уроки пения. Раза два мне удалось туда съездить. Между прочим, мне там удалось познакомиться с известным тогда писателем‑юмористом Аверченко.

Май и июнь прошли страшно быстро, начинался июль. Находясь в дебрях финляндских шхер и поглощенные работой, мы сравнительно мало знали о том, что творится в политических сферах. Во всяком случае, не предугадывали, что находимся накануне войны. Мы знали, что первоначально состоялся визит английской эскадры под командованием адмирала Битти, а затем и французской, на которой пришел президент республики – Пуанкаре. Но это было до известной степени, в порядке вещей, недаром же и наш флот делал визиты в Англию и Францию.

Но вот произошло убийство в Сараеве, которое если не казалось обыкновенным событием, то, во всяком случае, не таким, которое может повлечь войну, которая втянет и Россию.

Однако гром грянул, и страшный гром. Заговорили о мобилизации, о неизбежности войны. В сознании все как‑то перевернулось, и колесо повседневных занятий замедлило свой темп.

По радио была принята телеграмма о мобилизации. Хотя и говорили, что это лишь предупредительная мера и что войны может и не быть, но было приказано срочно прекратить занятия, списать слушателей и учеников‑минеров для отправления по боевым кораблям, и 5‑й дивизион отозвали на присоединение к дивизии. Стало ясно, что обычный ход жизни остановился, произошел надлом и полная неизвестность в будущем.