Фрида Вигдорова - Кем вы ему приходитесь?

Все мы допускаем случаи, когда руководителю учреждения необходимо поговорить с кем-либо из сотрудников по их личному делу, предостеречь их или что-нибудь им посоветовать. Но какой великой осторожности, какой деликатности это требует!

Почему Нине Сергеевне отказали в разговоре наедине? Почему человека, едва вернувшегося из больницы, надо тотчас вызывать на местком только на том основании, что бюллетень закрыт? И, прошу прощения, зачем вообще вызывать на местком по такому поводу? Неужели члены месткома всерьез думали, что многолюдное собрание в этом случае будет полезно? Что оно может быть не оскорбительно? Что в присутствии десяти членов месткома женщина будет рассказывать, «как все было», и останавливаться на любопытных подробностях? Не приходило ли им в голову, что это безнравственно? И аморально?

«Владимир Ильич ничего так не презирал, — пишет в своих воспоминаниях Н. К. Крупская, — как всяческие пересуды, вмешательство в чужую личную жизнь. Он считал такое вмешательство недопустимым».

Вот это, видимо, и надо было сказать студентам, если бы они спросили о письме Жохова. Это и надо было бы объяснить им. И тогда бы им стало непреложно ясно, чье именно поведение аморально.

Письмо первое

Уважаемая товарищ Вигдорова!

Прочитал Вашу статью «О понятиях совсем не старомодных», и на память пришла статья «Печенеги из Филей», в которой рассказывалось, как «печенеги» из Филевской больницы травили врача-хирурга и хирургическую сестру, заподозрив что-то «преступное» в их дружеских отношениях. Вспоминается и страшная, окончившаяся трагически история травли молодой учительницы в Севастополе, и другие случаи, возникшие на почве столкновения этических представлений.

Если вдуматься по существу, все эти случаи окончились трагически, хотя и не всегда смертью. Во всех случаях были жертвы. Да, жертвы! Чего? В Вашей статье я ответа на эти вопросы не нахожу. Убедительно и остро изложив фактическую сторону дела, Вы, подойдя к выводам, вдруг притупили перо, нашли обтекаемые формулировки там, где требуется ясная, четкая и резкая квалификация поведения всех участников жизненной драмы, особенно ее виновников. Я говорю о тех, в чьей благоприятной для подлости тине воспитался Жохов. Именно они — главные герои рассказанной Вами истории, и о них-то я и хочу сказать несколько слов.

Я — старый человек, пенсионер, сейчас в общественном порядке работаю в родительском комитете одной из московских средних школ.

Передо мной тысяча учащихся в возрасте от семи до семнадцати лет. Это наша смена и наша надежда. Из них мы должны сформировать достойных членов будущего общества. Для этого мы живем и трудимся. Пусть и описанный Вами случай, и трагедия в Севастополе, и позорные подвиги «печенегов» из Филей — только частные случаи, болячки на здоровом общественном организме. Однако эти болячки требуют пристального внимания и быстрого лечения, чтобы не заражали они соседние ткани, не калечили бы душ наших и, что самое главное, не калечили бы нашу молодежь.

Каким ханжеством, бездушием и пошлостью несет от председателя и членов месткома. Может быть, самое страшное заключается в том, что каждый из них чувствует себя по своему общественному или служебному положению блюстителем и творцом новой, коммунистической морали. Но вглядитесь попристальней в этих моралистов, проникните сквозь толстый слой неискусного грима, и перед Вами возникнут омерзительные рыла бывших консисторских чиновников, ведавших до революции бракоразводными делами. Какими путями проникают они в педагогические коллективы, в среду медицинского персонала, туда, где безраздельно должны властвовать принципы человечности и благородства?

Если бы не опасение причинить новые горести Петровой, то следовало бы привлечь ее «судей» к общественному, широкогласному суду за злостное извращение моральных основ нашего общества.

Письмо второе

Товарищ Вигдорова!

Прочел Вашу статью «О понятиях совсем не старомодных», и она меня совсем не удовлетворила. Слишком мягко Вы сказали о месткомовцах и о Жохове.

Хочу рассказать Вам случай из жизни.

В одном маленьком селе слушалось дело о покушении на честь женщины. Такие дела в нашем суде решают просто и строго. Имелось заявление потерпевшей, не отрицал своей вины и подсудимый. Последовал приговор, насколько мне помнится, — пять лет тюрьмы.

Потерпевшая была молодая замужняя женщина, мать двоих детей. На суде присутствовал и ее муж, и почти все жители этого небольшого села. Что-то в этом деле показалось мне неясным. После приговора я подошел к осужденному и спросил, не хочет ли он обжаловать приговор суда. Он коротко ответил: «Нет».

Когда кончился суд, здесь же, в зале, я разговорился с одним парнем, односельчанином осужденного, и он сказал мне, что дело это совсем не просто, что осужденный давно был близок с этой женщиной, но, не желая позорить ее перед мужем и перед селом и спасая ее и ее семью, решился на тюремное заключение. Не хочу вдаваться в оценку поведения женщины, но как в свете того, что я рассказал, выглядит Жохов и местком музыкального училища?

Редакция публикует два письма, но почти все многочисленные отклики, пришедшие в ответ на статью «О понятиях совсем не старомодных», единодушны в ее оценке («слишком мягко!»). Любопытно, что никого из читателей не занял вопрос, который так жгуче волновал руководителей музыкального училища, — о существе отношений молодых людей. Нет, никто из читателей не спросил об этом. Все пишут про то, что считают самым важным, — о человеческом достоинстве.

Мне кажется, что случай, рассказанный М. Малицким, расставляет все по своим местам. Дело не только в том, что молодой человек защищал честь женщины и ее достоинство (здесь как раз тот случай, когда она сама загубила свое достоинство, допустив этот позорный суд). Но, должно быть, для молодого человека тут не было вопроса: его собственная совесть властно вынесла трудное, но, видимо, для него единственное решение. Действительно, в свете того, что рассказано в письме читателя, Жохов с его поспешным доносом по начальству выглядит скверно. Однако, хотя в письмах нет ни одного слова в защиту Олега, все читатели главную причину зла видят не в нем. Ведь даже для вполне сложившегося и зрелого человека не безразлична атмосфера, в которой он живет. Атмосферу же вокруг него создавали воспитатели.

Одно из писем (одно на сто) придерживается такой точки зрения. «Я считаю, что просьба Петровой к директору поговорить с ней наедине подтверждает слова Жохова, — пишет В. Мазов. — Ф. Вигдорова считает, что сказать правду — это значит сделать подлость. Ее беспокоит то, что соучастник Жохов нарушил мужскую честь, сказал правду… Нет, надо вмешиваться в чужую жизнь, семью, если там неладно. Ф. Вигдорова своей вредной статьей потворствует распущенности».