Виктор Полищук - Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца)

Когда я выздоровела и начала выходить, мои опекуны говорили знакомым, что я их племянница. Через некоторое время "тато" привез из леса девушку лет 17–18, которую там нашел. Она не могла ходить. Сегодня догадываюсь, что у нее было воспаление суставов. Она лежала в овине и стонала от боли. Когда я заносила ей еду, обращалась к ней по-украински. Она сердилась и ругала меня — почему я не говорю с ней по-польски. Имя ее было Вацка, она знала моих родителей и меня, но я, как ребенок, не знала ее. Теперь она живет в Познани. Украинская "мама" брала меня иногда в церковь. Не вспоминаю, чтобы мной как-то кто-то интересовался. Заботился обо мне преимущественно "тато". С их дочерью я пасла коров. Теперь я знаю, что мое пребывание у Войтовичей (так их звали) перестало быть тайной. Им начали угрожать, и они вынуждены были от меня избавиться. С этой целью меня посадили на телегу, накрыли соломой, а погоняла "мама". Приехали мы в соседнее село Бужаны. В нем жила польская семья Струтинских — знакомые моих родителей. Вопрос они уже предварительно обсудили, потому что перед домом ожидало две женщины. Украинская "мама" взяла меня на руки и без единого слова передала в руки этих женщин. Мама, плача, села на телегу и ударила по коням кнутом. До сегодняшнего дня помню грохот отъезжающей телеги. Я начала страшно плакать и кричать: "Мама, не бросай меня!" Долго я плакала, не могли меня успокоить. На второй день повели меня к знахарке, которая колдовала надо мной, молилась, выливала яйцо и вбрасывала уголь в воду. Она сказала, что у меня перепуг.

.Вскоре я с ними отправилась на Люблинщину. Там меня нашла моя тетя — сестра моей мамы. Ей удалось убежать из Люлювки с 6-летней дочерью. Самая старшая дочь тети, 17летняя Йоланта, 6 дней просидела в хлебе. Совсем отощала, она смогла дойти до села, в котором и я находилась, и там, на дворе украинцев упала потерявшая сознание. Украинец оказал ей помощь и отвез в Горохов, где уже была ее мать. Ее сестра, 12-летняя Алина с 3-летней Крысей два дня сидели в хлебе. Маленькой сестренке она давала кушать зернышки из колосков, пили росу, собранную с листьев. Больше она не выдержала и пошла в направлении украинского хозяйства. Шла дорогой, ей было уже все равно. Запретила только малышке отзываться по-польски, чтобы не догадались, что они польки. Алина ходила с украинцами вместе в школу и поэтому в совершенстве разговаривала по-украински. Подъехала телега с несколькими бандеровцами. Задержались. Начали спрашивать, куда мы идем. Сказала, что к тете. Когда спрашивали младшую, я молчала. Один хотел сойти с телеги, нацелил на нас карабин, крикнув: "Это поляки!", хотел стрелять, но другой сказал, чтобы он успокоился, ударил по коням, и они поехали. Дошли до первого хозяйства. Какая-то украинка увидела их, начала кричать, но дала напиться и кусок хлеба. Показала дорогу, по которой можно дойти в Горохов, где были беженцы. Удачно добрались до Оби и там нашли мать. Их брат был замордован, тот, который был вместе с нашей семьей. Их отца убили на поле. Где-то в 1945 году нашлась и моя тетя — сестра отца, они возвратились из Германии, куда их вывезли на работу всей семьей. Она взяла меня к себе, потому что тете-вдове было тяжело с купой своих детей. У той тети я окончила школу и отделилась, стала самостоятельной.

Весной 1977 года, в 34 года, я получила весть, что моя "украинская мама" много лет разыскивает меня. Расспрашивала, где только можно было, всех, кто приезжал туда из Польши, спрашивала — не знают ли — где я? Так получилось, что спрашивала она у одного мужчины, который знал, где живет моя тетя. Таким образом, я получила их адрес. Живут там, где и когда-то жили. Я неоднократно желала возобновить контакт с ними, но меня отговаривали, чтобы не навредить им, тогда на эти вещи смотрели по-другому. Я немедленно написала им письмо. В ответ я сразу же получила приглашение, которое оформила мне лично уже 82-летняя "мама". Я покончила со всеми формальностями и поехала с мужем и дочерью. Приехали по указанному адресу. Во дворе перед новым домом поздоровалась со мной женщина, очень сильно похожая на мою "маму" — это была Настуня. Через минуту выбежала из дома 80-летняя бабушка, это и была моя "мама". Обратилась ко мне, называя меня именем моей мамы — ей казалось, что это она, а не я, я же похожа на маму. Схватила меня за руку, посадила на лавку перед домом и начала рассматривать мою голову, искала в волосах. А когда увидела шрам на голове, тогда схватила меня за руку, обняла и, плача, повторяла: "Теперь я верю, что это ты, Оля". Ей было трудно поверить, что это была я. В последний раз она видела меня 7летним ребенком, а здесь перед ней стояла 41-летняя женщина. Находясь там, я узнала, что когда "мама" меня отвезла в Бужаны, дома она нашла убитого мужа. Убили его будто бы русские. Боялись говорить на эту тему, когда ехали туда, я должна была по плану пойти туда, где находится могила моих близких. Поехали мы туда вместе с "мамой", Настуней, мужем и внуками Настуни. На месте, где когда-то стоял наш дом, где была могила моих родных, шумело поле хлеба. Остановили кони под лесом. Я хотела сойти с телеги, застыть на этом месте. Но я почему-то не отважилась. Может в другой раз [260] "Polityka", Warszawa, 10.02.1990. .

Это воспоминание, считаю, является самым правдивым образом того, что делалось во время войны в Западной Украине. Одни украинцы — бандеровцы, убивали, другие — спасали, играясь со смертью. Даже, как видно, среди бандеровцев были разные — один хотел застрелить девочек, а другой не допустил этого. Родители спасали польского ребенка, а сын был в УПА. И спасителя, без всякого сомнения, убили за то, что спасал польского ребенка.

О помощи украинцев полякам и евреям много пишет упомянутый уже автор ксендз Вацлав Шетельницкий, который рассказал об истреблении евреев в Теребовле. В частности, описывает он помощь евреям со стороны д-ра Александра Дейницкого, украинца, директора госпиталя в Теребовле [261] Ks. Waclaw Szetelnicki: "Trembowla — kresowy bastion wiary и polskosci", Wroclaw, 1992, стр. 239–243. .

Лондонское польское издательство публикует проработанные Энджеем Гертрихом реляции свидетелей бандеровских мордований. На 41-й странице мелкой печати представлено около ста реляций, читая которые, нужно очень напрячь нервы, чтобы не разрыдаться. Автор публикует отзывы украинцев. В одном из писем-реляций написано: Хочу объяснить, что 10.10.1944 г. бандеровцы замордовали 55 украинцев, а не поляков, за исключением нескольких римско-католиков. В то время в Малопольше убивали тех, кто выходили на работу в колхоз, потому что бандеровцы хотели голодом выморить большевиков. Беда в том, что сыновья сельских богачей были в лесу, как бандеровцы, а сельская беднота умирала от голода без "трудодней", не могла выжить, поэтому и вынуждены были идти строить в колхоз. Это была борьба бандеровцев, членов УПА, за потерянные в пользу колхоза морги, а не за Украину [262] "Komunikaty Towarzystwa im. Romana Dmowskiego", London, т. II., Ч. И, год 1979/80, стр. 300–342. .