Коллектив авторов - Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников

Во-вторых, депортация Сталина. На мой взгляд, это — апогей несправедливости со стороны правительства по отношению к чеченскому народу. Непростительная обида, которую они помнят и по сей день.

И наконец, в-третьих, первая чеченская война и вторая чеченская война, которая, как выразился один из вернувшихся из Чечни, «официально окончена. Не официально — как шла, так она и идет». А идет война между боевиками и армией, как следствие — «война» между мирным населением. Так что же это за война такая? Кто в ней воюет? Чьи интересы отстаиваются? И почему она никак не может кончится? Как ни странно, но это опять-таки война на уровне правительств. И это не мои доводы, а доводы самих чеченцев, русских солдат, вернувшихся из Чечни, и просто мирных жителей. Война за нефть, за газ, за деньги. Тогда становится ясно, почему она не может кончиться.

Странно, но во всех трех этапах борьбы между русскими и чеченцами доминирует правительство, защищаются прежде всего его интересы, а гибнут простые люди, то убежденные, что война принесет им свободу, то идущие на нее просто из-за денег, или те, кому Родина не оставила другого выбора. Мне очень понравилось, как выразился один из опрошенных: «Я воевал за 25 тысяч рублей, так как осознавал, что выхода у меня нет. В России меня никто и ничто не держит. Там я — еще один нищий, а тут я хожу по грани „деньги — смерть“… Кстати, заплатили всего 7 тысяч. Вот как дешево ценит нас Родина! А как же мы должны ценить ее?» На мой взгляд, в его словах есть неточность: не Родина их дешево ценит, а правительство, и не стоит обижаться на Родину, ее ценят не выше. Вот в этом и есть наша ошибка: не любим мы свою Родину! А она ни в чем не виновата. Родина у нас большая и щедрая, а правителя умного, увы, не нашлось.

Русские в обиде на Россию. Тогда о каком уважении со стороны чеченцев может быть речь? На вопрос, любим ли мы свою Родину так, как любят чеченцы свою, ни один человек не ответил: «Да». Также как и на вопрос, едины ли мы? Остается только удивляться, как такой неверующий, разобщенный, отвергнувший свою Родину, забывший религию народ смог выстоять в таких войнах, по сравнению с которыми чеченская — маленький конфликт? Что же в нас сломалось за годы мирной жизни? Или правильнее будет сформулировать вопрос иначе: что нас сплачивало раньше? Какая-то недружность, несобранность имеет место в нашем обществе. Невольно напрашивается вопрос: неужели в чеченских войнах, в напряженных отношениях между мирным населением виноваты русские? В чем же тогда вина чеченцев? А может быть, наша общая вина в том, что мы переносим ту войну, что развернулась неизвестно где и неизвестно для чего, в свои дома, в свои сердца? И начинаем думать, что чеченец виноват уже в том, что он — чеченец, а русский — в том, что он русский?

В начале своей работы я задала вопрос: возможен ли мир между нашими народами? И какие условия для этого необходимы? Ответы на этот вопрос весьма разные:

— Нет! Мир невозможен!

— Нет ничего невозможного. Но всегда найдутся люди, которые будут отстаивать свои ненужные эгоистические убеждения.

— Примирение в принципе возможно, но его не будет.

— Договориться о мире в ближайшие 5–8 лет невозможно.

— Компромисс всегда найдется.

— Какой мир, о чем вы говорите?!

Я думаю, что повод для войны найдется всегда, особенно если это кому-то выгодно. Вот стоит ли эту войну переносить в наши сердца? Человек — хозяин своих мыслей! И если мирному чеченцу не за что объявлять войну такому же русскому, то они и будут жить мирно.

Ольга Попова, Республика Коми, пос. Ярега, школа № 15 г. Ухты, 11-й класс мои поиски

Когда мне предложили участвовать в конкурсе «Человек в истории. Россия — XX век», я долго думала, какую тему мне выбрать.

Однажды теплым осенним вечером, гуляя с друзьями, я рассказала им о предстоящем конкурсе. Они предложили мне написать что-нибудь об армии, зная, что мне нравятся люди в военной форме. Мне показалось интересным их предложение, но про что или про кого именно писать, я еще не знала.

Спустя некоторое время я услышала, совершенно случайно, о парне, который недавно умер. Он был ранен в первой чеченской войне. И я решила про себя: вот о ком я буду писать.

Для начала я решила поехать в военкомат и в редакцию газеты «Ухта».

В военкомате мне посоветовали обратиться к военкому, что я и сделала. Но военком отказался дать мне какой-либо материал. Я спрашивала, сколько на данный момент ребят из Республики Коми служат в Чечне, на что он мне ответил: «Это военная тайна. Война еще не закончена, поэтому я не имею права давать какие-либо сведения. Если вам что-то нужно, обратитесь в ФСБ за разрешением. Когда оно будет, тогда уже мы поищем то, что вас интересует, в архивах». Я поняла, что мне тут никакой информации не дадут. Особенно в мою память врезалась фраза, которую он произнес. Эти слова и были моим первым потрясением в столь тяжелой работе: «А зачем тебе писать про Чечню? Писала бы про „Курск“ или Афганистан. Умирают и там, и там, никакой разницы!» Как это никакой разницы, подумала я и ушла с большой болью в душе и возмущением. А уходя, услышала: «.. если кто-то из семей погибших увидит твою работу, зацепится за какое-нибудь неправильно сказанное слово, то они могут подать в суд, и тебя могут арестовать, хотя ты и молодец и занимаешься хорошим делом».

После этого я плюнула на все и решила продолжать, как бы трудно ни было, и чем бы это для меня ни обернулось.

После военкомата я пошла в редакцию газеты «Ухта». Там я обратилась, по совету мамы, к Нине Всеволодовне Дубовицкой. Я объяснила, по какому вопросу пришла.

Дубовицкая сказала, что можно еще обратиться в горздрав, Центр реабилитации, но это — в Сыктывкаре. Я не стала туда писать запрос. Если уж не могут дать информацию на месте, то, я думаю, Сыктывкар ее тем более не даст. Тогда я стала обращаться к знакомым и друзьям, которые вернулись из Чечни, но мне все напрочь отказывались давать интервью, говоря, что не хотят вспоминать этот ад.

Оставалась последняя надежда — ехать в ФСБ, так как никакая другая тема меня больше не интересовала и писать я ни про что, кроме Чечни, не хотела. Чем чаще мне отказывали, тем больше хотелось написать. Не зная наперед, получиться или нет работа, я решила довести дело до конца.

Скрестив пальцы, я поехала в ФСБ. Приехав, я дала свидетельство о том, что я участвовала в первом конкурсе. Меня попросили подождать, пока напечатают разрешение для военкома. Несколько минут спустя в холл вошел молодой человек, который брал у меня документы, и сказал, что ФСБ и военкомат не имеют никакого отношения друг к другу, и ФСБ не может ни запретить, ни разрешить военкому предоставить мне хоть какую-то информацию.