Юрий Селезнев - В мире Достоевского. Слово живое и мертвое

Вообще основной фонд новых «собственно русских» слов (а он, как мы говорили, невелик в сравнении со словами заимствованными) во многом пополнился за счет понятий подобного рода: женатик, забегаловка, перекус, прошвырнуться, разложенец, речуга…

Многие коренные русские слова толкуются в словарях (да еще предназначенных в качестве пособия для учителей) весьма своеобразно. Возьмем хотя бы слово закадычный. «Краткий этимологический словарь русского языка» (М., 1971) объясняет: «Закадычный. Собств. русск. Образовано путем суффиксации предложно-падежной формы за кадык на базе словосочетания залить за кадык — «напиться водки». Закадычный друг, приятель — первоначально «собутыльник»; значение «задушевный, искренний» вторично». За подобными толкованиями естественно встает и картина особого, «собственно русского» бытования, народного сознания, мироотношения. Правда, авторы словаря почему-то сочли лишним упомянуть и такую деталь: по древнейшему, идущему еще с языческих времен, народному верованию, за кадыком – местопребывание души человека… А ведь такая «справка» многое меняет в понимании характера народного бытия, отраженного в слове, не правда ли?

В том же словаре его составители сочли необходимым объяснить, например, и слово пасха : «Заимств. из ст. – сл. яз., в котором оно усвоено из греч., где pascha восходит к др. – еврейск. pesach (название праздника в память избавления евреев из египетского рабства)». Если уж признать важность для школьников (а пособие для учителей, безусловно, имеет в виду школьные потребности) знать, «откуда есть пошла» пасха, то так ли уж верно объясняют суть этого явления авторы? Неужто они и впрямь убеждены, что пресловутое «избавление» на многие сотни лет могло бы стать основой для общенародного (а в нашу пору – простонародного) праздника? В словаре объясняется немало слов с пометой «собственно русское», типа: разлюли-малина, размозжить, рыпаться, рявкать, разэтакий и т. и. (беру сейчас только слова на р), но не нашлось места для слов: Родина, Россия, Русь, русский… Вот араб, негр — пожалуйста. Может быть, такая «избранность» и не вызвала бы особой тревоги, мол, авторы выбирали для объяснения лишь малопонятные слова, ан нет же. В аннотации к словарю читаем недвусмысленное: «Назначение этимологического словаря – дать ответы на разнообразные вопросы о происхождении слов… объяснено свыше 7 тысяч наиболее употребительных в нашем языке слов».

Да столь ли прозрачно для учеников (и только ли учеников!) происхождение слов: Русь, русский, Москва?.. Ведь даже и в «наиболее полном» из сегодняшних справочников – в семнадцатитомном академическом «Словаре современного русского литературного языка» найдем просто-таки удивительную справку: «Русь. Наименование восточнославянской народности… Летописи придают им имя варягов… коим обозначают они… обитателей Скандинавии, отличая в числе других варяжских народов отдельный народ: Русь…» Вот и пришлось бы, видимо, папаше, как человеку ученому, просветить совсем юного недоросля: «По-русски, дружочек, это значит по-скандинавски, то есть не по-русски значит…»

С подобными толкованиями встречаешься нередко. Нельзя сказать, чтобы оставались они незамеченными. Нельзя сказать, чтобы не раздавались гневные голоса против некоторых «ученых папаш», объясняющих не одному, а миллионам, что есть что и откуда что пошло, да воз и ныне там.

Когда мы говорили о семнадцатитомном словаре, мы не случайно заключили в кавычки «самый полный». Словарь этот содержит 120 480 слов. В четвертом издании словаря Даля их около 220 000. А это значит, что около половины сокровищницы русского (и прежде всего народного) языка осталось за пределами «самого-самого» из сегодняшних собраний.

И все же труд большой группы советских ученых-лингвистов, в целом дело огромной государственной важности, был по справедливости оценен академиком М.А. Келдышем как «выдающийся научный труд», который «имеет большое теоретическое и общественно-культурное значение». Труд этот удостоен Ленинской премии.

Какою же мерой тогда оценить жизненный подвиг человека, по существу в одиночку собравшего словарь, которому нет равных в мире, без которого вряд ли был бы возможен и советский семнадцатитомник, вдвое меньший, нежели далевский? Бесценное сокровище, не виданное в мире, «Толковый словарь живого великорусского языка» в последний раз переиздавался более двадцати лет назад и давно уже попал в разряд библиографических редкостей. Прекрасно, что в ближайшее время словарь В.И. Даля будет переиздан [37]. Двадцать лет не переиздавался и другой уникальнейший труд Даля «Пословицы русского народа», который М.А. Шолохов назвал неисчерпаемым богатством нашей отечественной культуры. Даль собрал 30 130 пословиц и поговорок, отозвавшись о них так: «Собрание пословиц – это свод народной, опытной премудрости, цвет здорового ума, житейская правда народа».

Нелегко было Далю собрать все эти и многие другие сокровища: он записал еще более тысячи народных сказок, передав их Афанасьеву, собранные песни отдал Петру Киреевскому, лубочные картины – Публичной библиотеке, и все безвозмездно. «Я не знал человека скромнее и нечестолюбивее Даля», – писал близко знавший его Мельников-Печерский.

Удивительная личность. Врач по специальности, офицер флота, непосредственный участник нескольких серьезных военных баталий за освобождение Балкан, награжденный высокими воинскими наградами. Неутомимый путешественник, объездивший вдоль и поперек Россию. Со-путник Пушкина, стоявший у смертного одра великого поэта как врач и как друг его. Ему завещал Пушкин свой «талисман» – перстень. А ведь Даль был еще и известным писателем, которого высоко ценил Белинский и о котором сам Гоголь говорил: «Каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни».

Отец его, датчанин Иоганн Христиан Даль, приехал в Россию по приглашению Петербургской библиотеки. Но: «Отец мой выходец, а мое отечество Русь», – сказал о себе сам Даль. Не однажды пеняли ему его «немецким» происхождением русские по крови, «немцы» по мышлению. И уже на закате жизни все выспрашивали его, кем себя считает – «немцем» или русским? Даль отвечал определенно.

«Ни прозванье, ни вероисповедание, ни самая кровь не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или иному народу. Чем можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью… Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Хотя, кроме русского языка (а Даль по нескольким словам мог определить, откуда человек – из Новгорода ли или из Ярославской губернии), владел немецким, французским, английским, латинским, польским, болгарским, сербским, украинским, белорусским, казахским, татарским, башкирским… Но мыслил он по-русски. Душою, сердцем был русский.