Игорь Эйдман - Новая национальная идея Путина

Дегуманизация противника — характерный прием диктатур, направленный на формирование позитивного отношения у граждан к государственному террору. Власти таким образом добиваются того, чтобы люди не испытывали к репрессируемым противникам режима никакой жалости и иных человеческих чувств. Ведь какие могут быть человеческие чувства к «нелюдям»? Достаточно вспомнить, что Холокост в Германии предваряло формирование отношения к евреям как к недочеловекам, «унтерменшам». А террор 1937—38 годов в СССР сопровождался пропагандистской кампанией против «врагов народа», они же «троцкистско-зиновьевские изверги», «выродки», «пауки», «змеи» и т. п.

К счастью, пока в России полномасштабного государственного террора против оппозиции нет. Но от такой пропагандистской кампании к нему прямая дорога. Понимают это или нет кремлевские пиарщики, но их усилия, кажущиеся на первый взгляд идиотскими, чрезвычайно опасны.

Сейчас многие пишут об информационной войне против Украины, во многом ставшей причиной реальных кровопролитных столкновений, о подстрекательской роли российского телевидения, стравливающего жителей востока и запада страны. Конечно, роль телевидения велика, но это только часть тщательно подготовленной информационной кампании по разжиганию войны.

В прошлом я занимался PR-сопровождением избирательных кампаний. СМИ — важный технологический инструмент в этом деле, но далеко не единственный. Например, есть такая широко используемая технология — распространение слухов. Во-первых, слух должен дискредитировать соперника в глазах избирателей, во-вторых, попадать в их ожидания. Попробую объяснить, как это делается, на условном примере. Предположим, соперник нашего кандидата — действующий мэр, ему 40 лет и он холост. Придумывается слух, что он не женат, потому что гомосексуалист (отношение к геям наших избирателей известно). Далее нанимаются люди для распространения слухов (или в этой роли используются штатные агитаторы). Сочиняются диалоги, которые они громко произносят в общественных местах (маршрутках, остановках, магазинах, курилках и т. п.), так, чтобы все кругом их могли услышать.

Содержание примерно такое:

— Ты знаешь, а мэр-то наш — гомик!

— Да что ты говоришь!

— Да, да, а ты думала, почему он до сих пор не женат? Его шофер — друг моего брата. Так он такое про него рассказывает, уши вянут. Каждый день вечером в подпольный гей-клуб тайно ездит и там до утра зависает.

— Ничего себя дела! А люди-то и не знают…

Подобные диалоги многократно повторяются. Люди, «случайно» их услышавшие, подхватывают тему и начинают самостоятельно распространять слух дальше среди своих знакомых, даже не представляя, откуда у него «растут уши». Так, глядишь, через некоторое время, весь город говорит, что мэр — тайный гомосексуалист. На выборах, соответственно, он теряет на этом существенный процент голосов.

В Донбассе сейчас циркулирует много слухов-страшилок об ужасах, которые якобы ждут его население при новой украинской власти. Вот, например, что пишет в своем ЖЖ жительница Донецка.

«Ползут слухи, один нелепее другого. И чем более слух нелепее и абсурднее, тем более в него верят. Говорят, что всех выезжающих будут направлять в концентрационно-фильтрационные лагеря. Мужчин отдельно, женщин и детей — в другое место. В лагерях проверяется благонадежность, знание гимна и биографии Бандеры. Крематории рядом, если что. Мужчин будут направлять на войну, детей — на органы для жителей Америки, а женщин просто сжигать. Многие верят».

Трудно представить, что весь этот далеко не безобидный бред, провоцирующий ненависть жителей Донбасса к Украине, распространяется стихийно и хаотично. Не случайно, что сразу после украинской революции некоторые околокремлевские политтехнологи размещали в сети объявления о наборе специалистов для кампании в Украине. Думаю, распространение антиукраинских слухов и шире — доведение жителей Донбасса до массового психоза, в значительной степени подготовлено российскими специалистами по информационным войнам. В отличие от телепропагандистов, они остаются в тени, но их вина за кровь в Донбассе так же велика.

Конечно, сепаратистское движение в восточной Украине опирается не только на всестороннюю помощь России, но и на определенную поддержку местного населения. Сепаратизм в разных странах обычно имеет одну из двух причин (или обе сразу):

1. К независимости стремится население наиболее развитых или богатых ресурсами регионов, не желающее делиться своими преимуществами с остальной частью страны (Северная Италия, Каталония, Шотландия, где есть нефть на шельфе, и т. п.). Это сейчас наиболее популярный вид сепаратизма в Европе. Мотивы стремления к отделению от метрополии таких областей понятны и рациональны. Сепаратисты хотят получить экономическую выгоду от независимости.

2. Многовековая вражда между национальным (или религиозным) меньшинством, проживающим на данной территории, и большинством населения страны (Северная Ирландия, Страна Басков, Сербская Краина, Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия и т. д.). Здесь стремление отделиться от метрополии — следствие застарелого межэтнического или межконфессионального конфликта. Оно может быть рационально (когда есть дискриминация или угроза этнических чисток) или иррационально (когда явных проблем нет, как сегодня у католиков в Северной Ирландии), но всегда опирается на вековые традиции вражды.

Жителей Луганской и Донецкой области нельзя отнести ни к первой, ни ко второй группе. С одной стороны, регионы эти не самые развитые, дотационные и зависят от бюджетных субсидий. Россия брать их к себе на кошт тоже не собирается. В экономическом плане независимость принесет им не выгоды, а множество проблем. С другой стороны, какой-то традиции межнационального противостояния между населением этих и других регионов Украины нет, и не было. Ну, какой может быть межнациональный конфликт, к примеру, между жителями лояльного Украине Днепропетровска и «сепаратистского» Донецка? Во многих регионах России к Москве относится не лучше, чем в Донецке к Киеву, однако это не становится поводом для провозглашения независимости.

Сепаратисты ссылаются обычно на языковые проблемы русскоязычных. Но русский язык в Донбассе и Луганске преобладает во многих сферах (образовании, культуре, СМИ), кроме разве что государственного делопроизводства. Русский имеет там статус официального языка, т. е. во многих отношениях второго государственного. Неужели необходимость заполнять официальные бумажки на украинском языке — повод для войны?