Лев Вершинин - Идем на восток! Как росла Россия

Аж до 1551 года, когда на престол в Бахчисарае взошел Девлет Герай I, самый, пожалуй, великий политик и полководец Крымского ханства за всю его долгую историю, один из немногих тамошних ханов, сумевших стать в глазах Османов не подчиненным, а фактически равноправным партнером. У этого человека было свое видение реальности, и главным супостатом в этом видении являлась Москва, без каких-либо оснований позволяющая себе претендовать на законное наследство Гераев. Еще не отойдя от торжеств по поводу инаугурации, Девлет Герай занялся большой политикой, предприняв крупный набег на московские земли – с целью, если повезет, оттянуть русские силы от уже обреченной Казани. Повезло не вполне: операция была скверно продумана, так что дело кончилось серьезным поражением татар под Тулой, однако в Степи неудача была компенсирована с лихвой. В результате молниеносного наезда крымцев ханом Астрахани вместо едва успевшего унести ноги (крымцы были парни суровые) Дербиш Али стал Ямгурчи, сын крымской княжны. Чуть позже коалиция мелких мурз, опять-таки с крымской помощью, сместила Исмаила, объявив лидером его брата Юнуса, тотчас принявшего присягу на верность Бахчисараю и Стамбулу. Судя по всему, организаторы обоих переворотов рассчитывали, что Москва, занятая кампанией против Казани, не вмешается, Ямгурчи даже направил в Белокаменную посольство с разъяснением своих прав на престол и заверениями в полной лояльности. Какое-то время он этим выиграл, однако после падения Казани в Астрахань (доверяй, но проверяй) была направлена инспекция во главе с Севастьяном Аврамовым. Увиденное, надо думать, оказалось столь не отвечающим заверениям хана, что гонец с отчетом был задержан нукерами в степи, а посол арестован и сослан на один из островов Каспия. Вероятно, у хана просто не было иного выхода, но это означало войну.

Всем, кроме, возможно, самих астраханцев и «великого мурзы» Исмаила, было понятно: дело не в Астрахани как таковой и не в желании отомстить «за свою обиду и срамоту, яже царь Ямгурчеев обеты своя изменил и посла ограбил». Более того, не в «новой земельке», приобрести которую считала главной задачей московская Избранная Рада, и даже не в ценах на черную икру. В степном захолустье разыгрывалась глобальная партия. Взяв на себя за тридцать с лишним лет до того, после оккупации мамлюкского Египта, функции «халифа правоверных», султаны Порты одновременно и приняли обязательство, во-первых, везде и всюду защищать мусульман от гяуров, а во-вторых (и в-главных) исполнять завещание Пророка насчет подчинения Исламу всего «неверного» мира. Учитывая, что это была эпоха Сулеймана Великолепного, работа в этом направлении велась, и велась удачно – от Вены до внутреннего Ирана. Великая Степь и Россия, конечно, в этой программе были пунктами не первоочередной важности, но, учитывая фактор Девлет Герая, способного и готового возглавить мусульманский «Drang nach Norden», пренебрегать ситуацией на нижней Волге царское правительство не могло и не собиралось. Так что уже в октябре 1553 года Иван обсудил «астраханское дело» с посланцами отсиживавшегося в степях Исмаила, а три месяца спустя официально, устами посла Микулы Бровцына, уведомил союзника о готовности «по весне Аштархан упокоить и другу Исмаилу ханство возвратити». Даже отчаянная попытка мурзы Юнуса изменить ситуацию, бросив весной 1554 года на Москву практически всю Ногайскую Орду (около 120 тысяч всадников) не остановила приготовлений: в районе Серпухова ногайцы были разбиты, сам Юнус сгинул где-то в степи, после чего к власти вернулся Исмаил, а русские войска – 30000 бойцов «со многими пушками и со всяким воинским снарядом», казаки и нукеры Дербиш Али (по любым меркам, сила очень солидная) – начали движение на юг. 27 июня возле Черного Яра, даже без поддержки конницы Исмаила («великий мурза» опоздал к месту сбора), передовые отряды Ямгурчи были разбиты. 2 июля сдалась без боя покинутая ханом Астрахань. Сам хан, сперва предполагавший ждать помощи из Крыма, партизаня в болотах дельты, резко передумал, и, бросив на милость победителей гарем, кинулся спасаться в турецкий Азов, по ходу дела в стычке с преследователями потеряв всю гвардию, прикрывавшую отход суверена. 9 июля на астраханский престол в очередной раз взошел Дербиш Али, торжественно присягнувший на «вечную верность».

Согласно договору, за царем было признано право определять наследников правящих ханов, пошлины на торговлю и рыбные промыслы для русских купцов отменялись, а на ханство налагалась ежегодная дань (1200 рублей серебром и 3000 осетров размером в 2,5 метра). Введение в город ограниченного контингента русских войск в документе не оговаривалось, подразумеваясь само собой, причем Дербиш Али, достаточно поживший среди русских и даже слегка обрусевший, не только ничуть не возражал, но, напротив, был этому нюансу очень рад. Как и большинство «коренной» туземной элиты. Однако от их мнения уже мало что зависело. Бахчисарай встал на уши – и уже спустя несколько месяцев в Ногайской Орде вспыхнули серьезные беспорядки, спровоцированные родственниками покойного Юнуса, вынудившие Исмаила, обязавшегося «по воле царской» присматривать за порядком в регионе, отвлечься на более актуальные для него проблемы. Одновременно в плавнях дельты объявился Ямгурчи, начавший перехватывать караваны и вообще всячески докучать. А главное, Дербиш Али посетили тихие, никому не ведомые люди, сообщившее, что Крым готовит последний и решительный поход на Москву, который, безусловно, завершится победой, так что пусть его высочество поскорее решает, на чьей он стороне, и если решит неправильно, пускай потом пеняет только на себя. Так что поздней весной 1555 года в Астрахань вошел крымский отряд, наполовину (300 янычар и 700 спахи) состоящий из турок, а царский наместник Кафырев в ответ на вполне резонный вопрос, что тут, собственно, происходит, услышал, что никто ему, гяуру поганому, отвечать не обязан. И вообще пусть он со своими собаками убирается восвояси, пока хан добрый.

Откровенно говоря, в какой-то степени Дербиш Али можно понять. Он не был врагом Москвы, скорее наоборот, он долго жил там, имел много друзей, он, в конце концов, ненавидел Ямгурчи, но, вот беда, Москва была очень далеко, а крымские всадники могли появиться в любой момент. Человек просто сделал выбор, как ему, несомненно, казалось, лучший из возможных в той ситуации. И, как показало самое ближайшее время, ошибся. Очень жестокая резня в Степи оказалась непредвиденно кратковременной: крымское золото до простых джигитов не доходило, а торговля с Москвой была нужна всем, так что все завершилось в итоге не просто победой Исмаила, но реальным сплочением под его бунчуком всей Ногайской Орды. Уцелевшие диссиденты, недруги Москвы, бежали прочь, кто в Хорезм (где эмигрантам, кстати, со временем пришлось очень несладко), кто на Кубань, под крымскую крышу, где беженцев приветили, но воли не давали. Параллельно, вопреки всем ожиданиям и прогнозам, 4 июля поражением во встречном сражении при Судбищах завершился и масштабный (60 тысяч сабель), позже названный «первым» поход Девлет Герая на Москву. Теперь, когда все козыри были биты, астраханской шестерке оставалось только ждать исполнения приговора. А Москва измен не прощала. Правда, и муху в слона не раздувала: карательный поход готовился не менее тщательно, нежели предыдущий, но куда менее масштабно – кругом-бегом не более 3000 бойцов, в десять раз меньше, чем два года назад. Фактически, не слишком большая полицейская операция.