Ульрика Майнхоф - От протеста к сопротивлению Из литературного наследия городской партизанки

К объективно имеющимся трудностям трудящейся женщины также добавляется идеологизация ее роли матери как бремени. Эта роль муссируется, в то время как большинство трудящихся женщин планируют свою жизнь по одинаковой нереальной схеме: они рассматривают свою профессиональную деятельность как временную, ограниченную; они утверждают, и уверены в этом сами, что работают только в интересах семьи, детей. Это относится как к незамужним, так и к замужним, только разведенные представляют собой исключение [178] На одном химическом предприятии в Гамбурге нам без обиняков сказали: «Тридцатилетняя разведенная женщина с ребенком — идеальная работница. Она рада, что у нее есть работа, и она ведет себя соответствующе. Опасности, что она будет бастовать, не существует». . Элизабет Пфайль доказала, однако, что связанные с семьей мотивы в пользу профессиональной деятельности претерпевают изменения — вначале работают для оснащения квартиры, затем — на создание дома, затем — на обучение детей; то есть официальная схема, как Правило, не соблюдается, профессиональная деятельность продолжается гораздо большее время, чем планировалось [179] Pfeil E. Die Berufstätigkeit von Müttern. Tübingen, 1961. . В действительности женщины подгоняют срок своей профессиональной деятельности к потребностям промышленности в рабочей силе. Они только думают, что работают для своих семей, и не подозревают, что их действиями руководят совсем другие законы.

Как, однако, может бороться работница за повышение зарплаты и улучшение условий труда, если она должна принимать свою профессиональную деятельность за искажение своего истинного призвания и, кроме этого, считать ее временным явлением, которое неспособно по–настоящему улучшить ее жизнь, улучшить ее саму как человека? Если наряду с унижением из–за более низкой зарплаты приходят еще подозрения, что она ведет себя неправильно, неправильно по своей сути, общественно неправильно? Она попадает в тиски. Дома, к которому она принадлежит, она бороться не может, на производстве, где она должна бороться, она не на своем месте. В доме находятся или приходят дети, на производстве ее ждет работа. Что ей делать, кроме как возиться? «Обдумывая, откуда они пришли и куда они идут, они в один прекрасный день увядают» (Брехт).

Как могут профсоюзы бить тревогу, если они отказались, идя на поводу у социал–демократии, от борьбы за эмансипацию обоих полов, мужчин и женщин, в пользу формального притязания на равноправие? Как может практиковаться в профсоюзах солидарность с женщинами, если целью профсоюзов уже не являются изменение общественных отношений, освобождение трудящихся от механизмов господства и кабалы, ликвидация противоречия между капиталом и трудом — что невозможно без равноправия? Если же подавление женщин более не рассматривается как часть подавления всех, то является ли их равноправие шагом к освобождению?

Женщин, учащихся в университетах, то есть находящихся в более выгодном положении, эта проблематика и касается, и не касается. Они, если хотите, являются жертвами равноправия. В то время как социальная борьба за эмансипацию более не ведется и вырождается в борьбу полов, они автоматически оказываются на стороне угнетаемых, хотя социально находятся значительно выше, попадают на поле битвы, где происходят атаки против материнской работы, где идеологизируется роль матери, где девушкам навязывается воспитание в качестве будущей домашней хозяйки и матери. Это достигает кульминации, когда у них появляются дети: материнство не знает социальных различий. В поисках новой роли образованная женщина обучается теми же средствами, что и работница, и, как и работница, подвергается подозрению, что она не желает «воспарить на крыльях материнства», подпадает психологически под то же давление, зачастую испытывает практически те же трудности — начиная от недостатка детских садов и кончая недостатком помощи по дому. Она попадает в те же тиски, иногда временные — поскольку у нее, как правило, в наличии больше средств для решения проблем. Полученное ими малореалистическое, почти всегда некритическое по отношению к обществу университетское образование не дает им возможности постичь свое положение — это некая часть «большой дискуссии», которая ведется с ними лично только условно. Их воображения, их возможности восприятия, их опыта редко хватает на то, чтобы представить положение сестер по полу в промышленности и торговле, их мораль и их общественно–политическое сознание препятствуют тому, чтобы солидаризироваться с этими сестрами.

Наше общество не может отказаться от дискриминации женщин, поскольку такая дискриминация позволяет противодействовать равноправию и, следовательно, эмансипации трудящихся. Чтобы избежать упреков в адрес сильных мира сего, наше общество отказывается решать проблему воспитания детей при одновременном сохранении трудовой занятости женщины. Вне дома невозможно избежать клеветы в адрес трудящейся женщины, клеветы, основанной на определении сущности женщины как «домашней хозяйки и матери». Именно здесь следует искать первопричину «бабских мечтаний». Знание этого даст возможность многое описать более дифференцированно, нежели это сделала Бетти Фридан.

Протест назрел. Он не состоится. Причина не только в том, что власть хорошо овладела методами и средствами подавления. Главная причина — в продукте общественного воспитания, клеветнической пропаганды и отупляющего труда: в наличии миллионов глупых, отупевших, аполитичных, обожающих Фарах Диба и Сорайю, возящихся, хорошо думающих и неправильно действующих, бьющих своих детей женщин. И таких все еще большинство.

Сборник статей «Эмансипация и брак». Мюнхен, 1968

Двадцать лет назад, в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года, в ночь со вторника, последнего дня масленицы, на среду, первый день великого поста, был осуществлен самый крупный в ходе II Мировой войны авианалет союзников на немецкий город — бомбардировка Дрездена. Трижды в течение 14 часов город был подвергнут массированным ударам с воздуха. Первый удар длился с 22 часов 13 минут до 22 часов 21 минуты. Когда английские бомбардировщики вернулись на базу, они оставили после себя море огня, сполохи которого были видны на ночном небе на расстоянии 80 километров от города. Второй удар длился с 1 часа 30 минут до 1 часа 50 минут. Улетавшие бомбардировщики могли наблюдать пожар Дрездена на расстоянии в 300 километров. Третий удар был нанесен уже бомбардировочными армадами США — на следующий день, с 12 часов 12 минут до 12 часов 23 минут.

Свыше 200 тысяч человек погибло в пламени Дрездена. Англичанин Дэвид Ирвинг написал в своей книге «Гибель Дрездена»: «Впервые за всю историю войн воздушный налет был настолько разрушительным, что не хватало живых — включая раненых, — чтобы хоронить мертвых».