Бранимир Станоевич - Усташский министр смерти - анатомия преступления Андрия Артуковича

Иногда трупы были навалены друг на друга по пять слоев, в других местах их было меньше, в зависимости от глубины рва, имевшего каменистое дно. Почти у всех мужских трупов руки и ноги были связаны. Вблизи ямы валялись гильзы от пулеметных патронов, но на многих трупах, которые еще хорошо сохранились, можно было обнаружить смертельные раны на груди, спине, шее, нанесенные холодным оружием... У одной молодой женщины ножом были полностью отрезаны груди. В двух ямах были обнаружены только трупы женщин с детьми, в других же ямах - вперемешку трупы мужчин, женщин и детей.

Состояние трупов было неодинаковым в разных зонах, так как захоронения осуществлялись в разное время. Вынув труп, мы клали его на носилки, переносили к костру и сжигали. Одного костра хватало для сжигания около 20 трупов. Из-за разложения некоторых трупов, уже взявшихся землей, сжигание шло медленно, но было полным, так что не оставалось ничего, кроме пепла.

Так был сожжен 791 труп, в том числе 407 - мужских, 293 - женских и 91 детский в возрасте от 5 до 14 лет. Среди них был и грудной ребенок в возрасте около 5 месяцев.

Человек, помогавший мне в поисках мест погребения, которые надо было привести в порядок, сказал, что большинство депортированных в лагерь Слани было сброшено в море с привязанными к шее камнями, а многие покончили с собой, бросившись в воду..."

ИВАН ФЕСТИНИ:

"На праздник Успения в 1941 году в мою закусочную утром зашли несколько усташей, охранявших лагерь. Среди них были и Мараш Мартин и Фачини Векослав. У всех у них были видны следы крови на одежде, сапоги и руки были запачканы землей. Они говорили между собой: "Да, сегодня ночью было много крови. Прикончили около 700 сербских и еврейских паразитов"".

Йосип Даткович слышал об этой бойне от усташа Луки Варичевича, который рассказывал, как маленькие дети, рыдая, умоляли его: "Дядя жандарм, прошу тебя, не убивай нас".

В то же утро на праздник Успения, как показал свидетель Юре Персен, в местечко Паг прибыло около 60 усташей. Они хотели унести из городской церкви статую богородицы. В церковь усташи ввалились с оружием, в окровавленной одежде, на их ножах были видны следы крови. Это вызвало среди населения города сильное негодование и протесты, поэтому они вынуждены были отказаться от своего намерения.

Большинство интернированных было утоплено в море, непосредственно в Велебитском проливе, вдоль пагского побережья. Связанных и избитых заключенных грузили на корабли, а потом выбрасывали в море. Пагские рыбаки еще долго после этого вылавливали трупы сетями.

Около 30 усташских палачей участвовало в массовых убийствах за плату 100 кун в час. Свидетелю Юраю Персену рассказал об этом усташ Дуе Касторчич из Пага.

Ночью с 19 на 20 августа усташи свернули лагерь на Паге, а оставшихся в живых узников увели с собой.

Усташский палач ЙОСО ОРЕШКОВИЧ рассказал на допросе о себе и о событиях в лагере Слани:

"Еще будучи учеником шестого класса гимназии в Госпиче, в 1939 году я вступил в религиозную организацию "Крестоносцы", где якобы для того, чтобы привить религиозные чувства, нас воспитывали в усташском духе. На собрания к нам приходили Юрица Фркович и Юцо Рукавина, которые читали нам лекции, имевшие антисербскую и антикоммунистическую направленность. Нашим лозунгом было: "Во имя Христа убей антихриста!" Антихристами были евреи и коммунисты. Мы сформировали и свою ударную группу, которая по ночам совершала вылазки против людей, придерживавшихся левых взглядов. Когда вспыхнула война и югославская армия развалилась, мы участвовали в ее разоружении. Мы сразу же вступили в ряды усташских формирований, поскольку считали это своим национальным долгом. Меня и еще некоторых уроженцев Госпича направили в лагерь Слани, расположенный на острове Паг. Среди его узников были преимущественно евреи, сербы, а также прогрессивно настроенные хорваты. По прибытии в лагерь меня поразило то, как издевались там над заключенными. Они спали под открытым небом на территории лагеря, обнесенной колючей проволокой. Кормили их только соленой рыбой, не давая при этом воды, из-за чего многие сошли с ума от жажды. В это время прибыла новая партия узников. Наши командиры приказали нам отобрать 200 заключенных, отвести их к морю и уничтожить. Я и некоторые мои товарищи не смогли этого сделать. Нас ругали, высмеивали, какие же, мол, вы хорваты и усташи. Говорили, что тот не усташ, кто не может с улыбкой убить серба, еврея и коммуниста. Чтобы приобщить нас к убийствам, нам, юношам, давали вино и ликер. Подводили к нам девушек из числа заключенных, раздевали их догола, говорили, что можем взять любую, но после полового акта должны убить ее. Так некоторые юноши, опьяненные вином и страстью, начали убивать. Я не смог пойти по этому пути. Я испытывал отвращение и откровенно сказал об этом.

Через несколько дней в лагерь прибыл высокопоставленный начальник из Загреба по фамилии Лубурич для ознакомления с тем, как функционировал лагерь. Только тогда началась настоящая бойня. Море вокруг острова Паг стало красным от крови. Лубуричу доложили, что я и еще несколько юношей отказываются убивать. Лубурич собрал всех усташей, построил нас и произнес речь, в которой подчеркнул, что тот, кто не может убивать сербов, евреев и коммунистов, предатель усташского дела. Затем он спросил, где усташи, которые не могут убивать? Вперед вышел я и еще несколько человек. Поскольку я оказался ближе всех к Лубуричу, он подозвал меня и спросил, какой же я усташ, если не могу убить серба и еврея. Я ответил, что готов отдать в любой момент жизнь за поглавника, думаю, что могу убить врага в бою, но не могу убивать безоружных людей, особенно женщин и детей. Он рассмеялся в ответ и сказал, что это борьба и что сербы, евреи и коммунисты не люди, а звери, и что наш долг очистить Хорватию от этой чумы, а кто не хочет этого, тот такой же враг поглавника и Хорватии, как и они. При этом он подозвал человека из своего сопровождения и что-то шепнул ему. Тот ушел, через некоторое время, вернувшись, принес двух двухлетних еврейских детей. Лубурич передал мне одного ребенка и приказал убить его. Я ответил, что не могу сделать это. Все вокруг дружно засмеялись, стали издеваться надо мной, выкрикивать: "Ты усраш, а не усташ!" Лубурич вынул нож и убил на моих глазах ребенка со словами:

- Вот как это делается!

Когда ребенок закричал и брызнула кровь, голова у меня закружилась и я чуть не упал. Один из усташей поддержал меня. Когда я немного пришел в себя, Лубурич приказал мне поднять правую ногу. Я поднял, и он положил под нее второго ребенка. Затем скомандовал:

- Бей!

Я ударил ногой и разбил ребенку голову. Лубурич подошел ко мне, похлопал по плечу и сказал: