Евгений Норин - Крепость Славянск

Этот человек в представлениях уже не нуждается. Одна из первых фотографий времен Донбасской войны

Действиями ополченцев руководил человек, до тех пор мало кому известный. На фотографиях с места событий он мало выделялся на фоне брутальных казаков с их бородами и папахами, однако вскоре он стал ходячим символом пророссийского движения в Донбассе. Речь, разумеется, идет об Игоре Стрелкове. Сама фамилия впервые публично прозвучала 19 апреля, когда в расположение своей части вернулись разоруженные в Краматорске украинские десантники. 26 апреля командир ополчения впервые дал интервью, и с этого момента Стрелков стал «тем самым» Стрелковым, живой легендой повстанческого движения.

На личных качествах этого человека в последующие месяцы во многом держалась оборона Славянска и всей Донецкой Республики. Для российской политической арены и медийного пространства с устоявшимся набором персонажей и амплуа это, конечно, был совершенно новый герой. Но в узком кругу ветеранов локальных конфликтов в бывшем СССР и военных журналистов его уже знали довольно хорошо.

90-е годы ознаменовались серией «войн за советское наследство». Карабах, Абхазия, Таджикистан, Чечня, Приднестровье — бывшие медвежьи углы советской империи — стали ареной отчаянных столкновений между бывшими союзными республиками и повстанческими группировками. Именно тогда, в начале 90-х годов, началась военная карьера будущего вождя донбасских повстанцев.

Игорь Стрелков, историк по образованию, двадцатидвухлетним юношей ушел добровольцем на войну в Приднестровье. Судя по отзывам сослуживцев, уже тогда он имел несколько экзотическое, но вполне устоявшееся мировоззрение, включавшее монархизм и национализм в качестве основных элементов. Романтик-гуманитарий быстро обтесался на фронте и не остановился на одном конфликте. После успешной войны в Молдавии многие из тех, кто не навоевался на берегах Днестра, нашли себя в конфликте на Балканах, в распадающейся Югославии. В сербских частях собирались довольно пестрые отряды из граждан бывшего СССР. Кого-то в объятия сербов толкнули православные или панславистские убеждения, многие уехали на войну в силу общей бытовой неустроенности на родине, а иным просто нравилось воевать, часто не особенно важно, с кем.

Вместе с несколькими товарищами по Приднестровью Стрелков вступил в самую, наверное, известную и устойчивую по составу из этих групп — 2-й русский добровольческий отряд, с которым и провел несколько месяцев, воюя в горах Боснии, где за моральную стойкость и убеждения получил от сербов характерное прозвище «Царский офицер». После Югославии этот неутомимый боец отслужил срочную службу, а затем его можно было встретить на Чеченской войне в качестве артиллериста-контрактника, в конфликте в Дагестане — в роли военного корреспондента, наконец, во второй Чеченской кампании — полевым оперативником ФСБ.

По сути, для Стрелкова война сделалась естественной средой обитания. Книжный мальчик со школьной золотой медалью превратился в специалиста по малым войнам и парамилитарным формированиям. Участие в историческом реконструкторском движении добавляет завершающий штрих к портрету: когда настоящей войны по каким-то причинам вдруг не было, этот монархический Че Гевара надевал погоны исчезнувшей императорской армии и в войну играл. Характерно, что такая бурная биография не сделала Стрелкова ландскнехтом, неразборчивым в выборе стороны. Идеализм и альтруизм этого человека отметили решительно все, кто с ним сталкивался, вплоть до оборота «достойный враг» из уст бойца украинского добровольческого батальона «Айдар».

Таким образом, пришедший в Славянск отряд возглавил офицер, имеющий за плечами огромный боевой и служебный опыт в самых разных ипостасях: от стрелка и рядового артиллериста до младшего командира и полевого агента спецслужб.

Если бы Стрелков не нашел в Славянске и окрестностях подходящей социальной среды, он стал бы генералом без армии. Однако за войском дело не стало. Здесь следует сказать о составе ополчения, который быстро сделался предметом политических спекуляций и мифологии. Многие из прибывших со Стрелковым впоследствии оказались жителями России или только что покинувшего Украину Крыма, однако хватало и уроженцев Донбасса, и других областей Украины.

Костяк будущего ополчения сформировался еще в феврале и состоял поначалу в основном из отставников советской армии. Позднее к ним начали присоединяться милиционеры. Многие из правоохранителей участвовали в событиях на Майдане на стороне свергнутого президента Януковича и не испытывали ни малейших теплых чувств по адресу новой украинской власти. Постепенно к формирующейся «народной дружине» начали присоединяться и обычные штатские. Украинская сторона сделала стержнем своей пропаганды тезис о вторжении в Донбасс российских диверсантов, но волонтеры Стрелкова застали в городе уже вполне полноценные отряды, так что основу ополчения вскоре составили местные жители. Хотя Игорь Иванович регулярно публично горевал о недостаточном количестве добровольцев, баррикады вокруг Славянска быстро заполнились донбассцами. Журналистам, пытавшимся узнать их мотивы, они давали достаточно краткие и простые ответы:

— А почему вы хотите стать частью России?

— А я и есть часть России, я славянин.

— Что, если сегодня будет штурм здания?

— Значит, так: прежде чем кто-то сюда зайдет, им придется переступить через меня. И меня поддержат все эти ребята. (Из диалога журналиста «Русского репортера» Виталия Лейбина и славянского ополченца.)

С точки зрения этих людей, майданная революция, произведенная при помощи коктейлей Молотова и захватов административных зданий, вполне давала право на аналогичную «агитацию оружием», а действия новой власти приводили к мысли о том, что с Украиной им не по пути. Как всякое большое восстание, донбасский бунт вырос из целого комплекса причин, и пресловутая пропаганда стояла здесь далеко не на первом месте.