Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 11 2015)

Пепельницы, скорее всего, демонтировать не станут, но обязательно будут проверять их содержимое. И уж если обнаружат там окурок или следы пепла всё – будешь отвечать по полной программе.

А так-то, конечно, закон как закон. Не хуже прочих.

Теги:фельетон

Есть такой расхожий штамп, как "стоять у истоков".

Григорий Горин, которому в эти дни исполнилось бы 75, был одним из тех, кто стоял у истоков «Клуба 12 стульев». Но это мелочь для такого человека, как Григорий Израилевич. Лет 30-40 назад ещё не вошло в обиход словцо «успешный», а успешный Горин уже существовал. Он так легко и непринуждённо преодолел рамки жанра, что можно только диву даваться. Врач скорой помощи, автор скетчей, юморесок и рассказов, драматург, сценарист, писатель, мудрец[?] Неплохо для второй половины ХХ века. Да что там «неплохо» – просто отлично!

О «фирменном» горинском стиле ещё будут написаны монографии и защищены по нему докторские диссертации. Их авторы скрупулёзно подсчитают процентное соотношение смеха и грусти в его строках. Выведут, может статься, «формулу Горина», как он в своё время вывел «формулу любви». Бог им в помощь.

Имеется и ещё один обязательный для текстов вроде этого штамп: «растащить на цитаты». Самая, пожалуй, часто цитируемая горинская фраза – это: «Я понял, в чём ваша беда. Вы слишком серьёзны. Все глупости на земле совершаются именно с этим выражением лица».

Да-да, «Тот самый Мюнхгаузен».

Столько лет прошло, а актуальность буквально зашкаливает.

А вот ещё, оттуда же:

– Говорят, юмор жизнь продлевает…

– Это тем, кто смеётся, жизнь продлевает, а тем, кто острит, – укорачивает.

Как в воду глядел.

Администрация «Клуба 12 стульев»

ХОРОШЕЕ ВОСПИТАНИЕ

Монолог моего соседа

«Хорошее воспитание не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой…» Так Чехов сказал. В восьмом томе собрания сочинений. Удивительно мудрое замечание, между прочим. Я когда прочитал, так даже поразился: как мне это самому в голову не приходило? Считаем себя интеллигентными людьми, а не дай бог кто-нибудь прольёт за столом соус – так уж сразу шум, крики… А Чехов с этим борется. Он прямо говорит: хорошее воспитание не в том, чтоб, значит, самому не гадить, а совсем наоборот.

Я когда это прочитал, то сразу решил, что буду жить по Чехову. А тут как раз и случай подвернулся – день рождения жены. Пришли гости – родственники, сослуживцы. Сидим едим, интеллигентные разговоры ведём – про погоду, про дублёнку, про Евтушенко, про то, про сё… Хорошо сидим, мирно, соуса никто не проливает.

Но тут один из гостей, некто Куликов, за бутылкой потянулся и фужер с пивом на скатерть и опрокинул. Смутился, стал быстро пятно салфеткой вытирать.

Я сижу – ноль внимания. Просто абсолютно не реагирую. То есть сижу с таким видом, будто он ничего не проливал. Будто и не было этого.

Но тут я замечаю, что никто не замечает, что я не замечаю, как он скатерть залил. Мне как-то обидно стало. И я говорю:

– Хорошее воспитание, – говорю, – не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой…

Гость Куликов покраснел и говорит:

– Я никакого соуса не проливал!

Я говорю:

– При чём здесь соус? Дело не в соусе… Просто приятно, что здесь собрались хорошо воспитанные люди. Вот вы пиво пролили, а никто даже глазом не моргнул. И это очень радостно, тем более что скатерть новая, недавно куплена.

Гость Куликов почему-то ещё больше смутился, что-то стал бормотать и вдруг уронил тарелку на пол. Тарелка – вдребезги! Гость Куликов стал красный как рак. Все молчат. А я стараюсь не замечать этого нового конфуза, хотя про тарелку у Чехова ничего не сказано.

Я говорю:

– Не смущайтесь, пожалуйста! Какие пустяки! Никто ничего не видел. Бог с ней, с тарелкой! Она из сервиза! Антикварная. Саксонский фарфор!

Гость Куликов почему-то весь затрясся, бросился осколки подбирать – да от волнения скатерть зацепил. На пол посыпались бутылки, рюмки… Я губу закусил, но всем видом стараюсь показать, что ничего этого не замечаю. Я даже, наоборот, насвистывать что-то весёлое стал, чтобы показать всем, как мне это всё безразлично.

И тут, представляете, жена Куликова вскакивает и кричит мне:

– Что вы третируете моего мужа?

Я ей вежливо отвечаю:

– Никто вашего мужа не третирует! Наоборот, стараемся не замечать его хамства. Вот вы, например, своей вилкой в общий салат лезли, а я этого даже не заметил.

Тут она чего-то заплакала, а все гости стали почему-то возмущаться. Какой-то родственник жены вскочил, кричит:

– Уйдём отсюда! Над нами здесь издеваются!

Я говорю:

– Да кто же над вами издевается? Пришли, понимаешь, пол замызгали, пепел в тарелки сыплете, пьёте неумеренно… Я стараюсь не обращать внимания, а вы ещё что-то вякаете!

Тут гости вскочили, бросились в переднюю за пальто. Я им крикнул вдогонку:

– Ну и ладно! Валите отсюда! Попутного ветра!

Это, конечно, я уже грубо крикнул. Не надо бы этого! Мне бы им чего-нибудь из Чехова вдогонку послать, что-нибудь про соус или в этом роде, но как-то цитаты не подобрал.

Слава богу, бутылкой не запустил, сдержался…

Григорий ГОРИН, « ЛГ » , 1970

Теги:Григорий Горин

Жил-был некто Акимушкин. Впрочем, не жил, а только был. Ибо жизнью назвать это трудно. Судите сами: разговор у него никогда не клеился, дельце не выгорало, жизнь не складывалась.

"Эх, бытиё моё! - думал Акимушкин. – Видно, неспособный я к жизни человек".

Так бы и шло его бытиё, но однажды послала судьба ему шанс: увидел он на помойке коробку.

Запечатанную. Маленькую. Этакий ящичек Пандоры. Ну, или, скорее, Пандорки.

С надписью на крышке: «СКЛАДНАЯ ЖИЗНЬ».

Не удивляйтесь. Наши помойки богаче всех в мире и давно превратились в магазины самообслуживания. Бойкие старушки со школьными ранцами и бородачи с дорожными сумками – завсегдатаи наших помоек. Обыватель найдёт здесь и недостающий том из собрания сочинений, и бытовую технику, часто в рабочем состоянии.

Вот и Акимушкину наконец повезло. Но повезло ли?

Акимушкин сначала обрадовался находке, хотел открыть, а потом испугался.

«Ладно ещё, если «склАдная жизнь, – подумал он. – А если «складнАя?»

Задумался Акимушкин, что такое «складнАя жизнь», есть ли вообще такое понятие, и представил вдруг гроб, а в гробу – себя, любимого, похороненного заживо. Ну, чем вам не «складнАя жизнь»?

«Нет! – подумал Акимушкин. – Эта коробка не для меня. Я ещё БЫТЬ хочу».

Бросил коробку и побрёл восвояси.