Маргарет Этвуд - История долгов наших: Долги и темная сторона богатства

В следующей главе, которая называется «Долг и грех», я задаю вопрос: «Безнравственно ли быть должником?» Другими словами, грешно ли это, и если да, то почему? А поскольку должник является непременным членом пары «должник — кредитор», я хочу также спросить: «Совершает ли грех кредитор, давая деньги в долг?»

Кто-то недавно сказал, что долги — это новое ожирение. Мне это тут же напомнило, что еще не так давно говорили, будто ожирение — это новое курение, а до этого говорили, будто курение — это новое пьянство, а еще раньше, что пьянство — это новое распутство, ну а распутство сравнивали с долгами. Получается, что мы ходим кругами. Общее здесь то, что в определенное время каждую из этих привычек люди начинают воспринимать как самый страшный грех, хотя до этого момента они считались если и не чем-то совершенно безобидным, то, по крайней мере, модным. Не хочу говорить о наркотиках-галлюциногенах, но они вписываются в эту категорию.

Похоже, мы вступаем в период, когда долги уже прошли этапы своего безобидного и модного существования и начинают восприниматься как прегрешение. Уже появились телевизионные шоу на тему долгов с различимым религиозным оттенком. Различные шопоголики с раскаянием в голосе и слезами на глазах рассказывают о том, как они теряли рассудок при виде изобилия товаров, безнадежно залезали в долги, лгали, изворачивались, крали и подписывали ничем не обеспеченные чеки. Совсем печально звучали рассказы о разрушенных семьях и распавшихся влюбленных парах, не выдержавших испытания долгами. Ведущий относился к таким людям сочувственно и произносил назидательные речи, начиная напоминать проповедника. Люди прозревали, раскаивались и обещали впредь так не поступать. Искупая грех, они брали в руки ножницы и резали кредитные карточки на мелкие кусочки, а потом принимали обязательства соблюдать строжайшую экономию. Наконец, при благоприятном развитии событий они выплачивали долги, после чего получали прощение и отпущение грехов. Занималась заря нового дня, и слегка грустный, но набравшийся мудрости человек начинал новую жизнь.

Время от времени люди начинали прикладывать старания, чтобы не наделать долгов. Такое происходило не раз: долги то входили в моду, то выходили из моды, и сегодняшний обаятельный джентльмен, легко расстающийся с деньгами, завтра может превратиться в презираемого мота. Во времена Великой депрессии, когда мои родители были молодоженами, мама раскладывала заработанные отцом деньги по четырем конвертам. Конверты были подписаны: «квартплата», «питание», «прочие расходы» и «досуг». Под досугом имелось в виду кино. Первые три конверта считались приоритетными, и если в четвертый конверт нечего было класть, то ни о каком кино речи быть не могло и родители вместо кинотеатра шли на прогулку.

Мама записывала траты в течение пятидесяти лет. Я отметила, что в первые годы семейной жизни — в тридцатые и сороковые прошлого века — родители иногда позволяли себе долги: пятнадцать долларов там, пятнадцать здесь. Не такие уж маленькие суммы по тем временам, если счет булочнику за месяц составлял доллар двадцать центов, а молочнику нужно было платить шесть долларов. Долги возвращались обычно через несколько недель или месяцев. Иногда появлялись странные записи: «Книга — два доллара восемьдесят центов» или «Лакомства — сорок центов». Я до сих пор гадаю, что можно было отнести к лакомствам. Подозреваю, что имелся в виду шоколад, поскольку мама рассказывала мне, что всякая шоколадка в семье делилась пополам, чтобы каждый мог насладиться ее вкусом. Все это называлось «жить по средствам», и, если судить по телевизионным шоу, подобное искусство давно утеряно.

Поскольку настоящая глава называется «Долг и грех», мне хочется рассказать о том, как я впервые соединила эти понятия. Это случилось в церкви, а точнее, в воскресной школе Объединенной церкви Христа, на посещении которой я настояла, несмотря на возражения моих родителей, которые боялись, что я стану излишне религиозной в таком раннем возрасте. Но я уже была излишне религиозной, поскольку в той части Канады, где я жила, было две системы государственных школ — общественная и католическая. Я ходила в общественную школу, которая в то время воспринималась как протестантская, поэтому прямо в классе мы иногда молились и читали Библию. Там же висели портреты короля и королевы Англии и Канады, в коронах, со всеми орденами, регалиями и драгоценностями. Они благосклонно взирали на нас с задней стены класса.

Посещение воскресной школы было своего рода дополнением к религиозным занятиям в классе. Как обычно, я была движима любопытством — а вдруг там я узнаю о религии нечто такое, о чем мне не скажут в обычной школе? Но не тут-то было: в воскресной школе умышленно обходили молчанием самые интересные части Библии, где можно было найти секс, насилие, жертвоприношения детей, кровопролитные побоища, корзины с отрубленными детскими головами, расчленение тел наложниц с последующей рассылкой отсеченных членов как приглашение к войне. Вместо этого я провела немало часов, раскрашивая ангелочков и агнцев и распевая псалмы о свечке, пламя которой должно озарить мой темный уголок.

Вас может удивить, что при этом я получила приз за чтение наизусть стихов из Библии. Среди заученных молитв была и «Отче наш», в которой есть строка: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Но мой брат пел в англиканском хоре, и у них эта строка звучала иначе: «И прости нам прегрешения наши, как и мы прощаем тех, кто согрешил против нас». Незамысловатое слово «долги» вполне соответствовало простоватой, пьющей грейпфрутовый сок Объединенной церкви Христа, а слово «прегрешение» — англиканское слово, напоминающее шуршание юбки с оборочками, больше подходило прихлебыванию вина во время причастия и более изысканным ритуалам. Неужели эти два слова означали одно и то же? Я не понимала, как такое возможно, но, видимо, были люди, которые полагали, что эти слова взаимозаменяемы. Впрочем, одно мне, запутавшемуся в религиозных премудростях ребенку, было совершенно ясно: ни прегрешений, ни долгов допускать не следовало.

С сороковых годов прошлого века многое изменилось. В частности, появились Интернет и сетевые поисковые системы. Сравнительно недавно я обратилась к всемирной Сети, чтобы понять, как появилось различие в переводе этой строки молитвы «Отче наш». Если вы повторите мой эксперимент, то обнаружите, что слово «долги» использовал Джон Уайклифф в своем переводе Библии 1381 года, а слово «прегрешения» появилось в переводе Уильяма Тиндала в 1526 году. «Прегрешения» вновь появляются в 1549 году в «Книге общей молитвы», но в 1611 году в переводе Библии короля Якова опять появляется слово «долги». В латинской Вульгате используется слово «долги». Но, что интересно отметить, в арамейском, то есть семитском, языке, на котором говорил Иисус, «долг» и «грех» обозначаются одним словом. Поэтому возможным переводом интересующей нас строки был бы такой: «прости нам долги/грехи наши», или даже: «грешные долги наши», — хотя ни один переводчик до сих пор этот вариант не выбрал [3] В русской традиции в молитве «Отче наш»: «… и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим». В синодальном переводе Евангелия от Луки (11, 4): «И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему». .