Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 17 2015)

Рыжий офицер произнёс:

– Ничего не могу сказать о Германии, потому что я в плену, и вы мои слова расцените как желание спасти свою жизнь.

Но тем не менее он добавил, что после окончания войны не собирается жить в Германии. Жена у него аргентинка, туда он и поедет – по-человечески, честно и мирно жить и трудиться. Гордо заявил, что со стороны деда он француз. Он остаётся служить, его должны были взять на работу.

31.01.43

...Было около пяти часов, когда я отправился в политотдел, где уже все собрались. Терентьев сказал:

– Тебя весь день не было, Рачик, а тут такое творится... Говорят, генерал-фельдмаршал Паулюс покончил жизнь самоубийством, сукин сын... Вся группировка капитулировала, десятки тысяч немцев сдаются в плен, они всё прибывают, видел?..

Пленных мне довелось видеть много. Мне кажется, что Информбюро сообщает о меньшем количестве и пленных, и убитых, и о трофеях. А самоубийство Паулюса – это скандал для Гитлера.

Вошедший боец доложил, что к нам доставлен генерал со своим штабом. Он сейчас в землянке у командующего дивизией. Я решил присутствовать во время их допроса.

За столом сидел пожилой немецкий генерал в погонах, напротив – полковник, начальник штаба, рядом с ним – подполковник, командир зенитной дивизии. Держатся достойно, ведут себя вежливо, лаконично отвечают на вопросы Русова. Переводчик генерала, по национальности немец, великолепно владеет русским. Он отпетый негодяй, бесстыжий пёс, несомненно, русский белогвардеец, сменивший фамилию.

– Почему вы вторглись в нашу страну? Кто вас звал? – говорит Русов. – Убиваете наших женщин и детей, думаете, мы простим вам это?

Генерал-лейтенант улыбается:

– К сожалению, не могу ответить на ваш вопрос. Я всего лишь солдат, который воюет, когда ему приказывают, а всё остальное – политика, которой наш солдат не зани­мается...

Русов сердится, он повторяет догмы, для немца неприемлемые, и заставляет перевести это генерал-майору.

Переводчик говорит:

– Генерал уже ответил вам, вы снова возвращаетесь к политике.

– Сама война есть уже политика, – говорит Русов. – Вы хотите завоевать нашу страну, убиваете женщин и детей и не считаете это политикой?

– Господа, – говорит переводчик, – мы – ваши пленные и ничего более, споры неуместны.

– Служанка, холуй! – отвечает ему Русов.

Немецкий подполковник клюёт носом, голова его клонится к груди. Полковник с биноклем на груди высоко держит голову, слушает и ничего не говорит. Я и корреспондент «Известий» Родимцев тоже молчим.

...Сообщаем, что Паулюс капитулировал. Генерал удивлён и спрашивает:

– Когда?

– Сегодня.

– В котором часу?

– В четыре часа.

– Да-а...

Видно, что он рад и почувствовал какое-то облегчение. Генерал снова спрашивает:

– Он объявил капитуляцию по всему фронту или в центральной и южной частях города?

– В центре и южной части.

– Да, на севере гораздо удобнее защищаться, оборонительные возможности местности там лучше...

Я спросил у генерала:

– Какого вы мнения о военной подготовленности Гитлера? Известно, что он не военный человек, он был всего лишь ефрейтором...

Он улыбнулся, промолчал, а потом произнёс:

– Если я скажу, что у Гитлера нет военно-стратегического таланта, вы мне скажете: что же у вас за армия, у которой главнокомандующий не является стратегом?

– Генерал – дипломат.

...Я вернулся к себе в землянку поздно, в два часа ночи, когда по радио передавали о ликвидации вражеских группировок в центре и на юге Сталинграда. Диктор сообщил о сдавшихся в плен 16 генералах. «Нашего» генерала среди них нет. Это командующий 76-й немецкой дивизией фон Розенберг.

Значит, Информбюро не обо всём ещё знает.

06.02.43

...Ранним утром должна быть погрузка, и эшелоны отправятся в путь. Спешка и нетерпение подстёгивают нас. Так хочется хотя бы недолго ехать спокойно! Когда мы неожиданно оказались в 300–400 километрах от фронта, то ощутили себя заброшенными и оторванными от великих дел. Мы воевали два года подряд, пережили тяжёлые страдания, и теперь, когда всех нас через край переполняет ликование наступления, не к лицу нам плестись в хвосте и отдыхать. Мы должны весной искупаться в Днепре, поклониться могиле Шевченко, как когда-то я впервые преклонил колени, увидев в зимних сумерках очертания высоких зданий Сталинграда. Ещё сохранились варварские следы, оставленные немцами, и долго ещё эти мрачные картины будут бередить душу русских солдат. Сейчас эти тяжёлые впечатления ведут их в бой.

Ованнес рассказывал, как впервые, вступив в Гумрак, они обнаружили лагерь военнопленных. Это была открытая местность, обнесённая колючей проволокой. Пленные, вырыв ямки, небольшими группами укрывались в них одеялами и плащ-палатками, лишённые огня и тепла. Когда наши приблизились и окликнули их, те спрятались в ямах и не подавали голоса, думая, что пришли немцы. Некоторые, прислушавшись к нашей речи, откликнулись:

– Мы русские, братья, помогите...

– Вытащили мы их из ямы, – рассказывал Ованнес, – и у меня мурашки по телу побежали, когда первый пленный попытался выползти на свет божий. Мы вытаскивали из могил настоящих покойников, которые передвигались и безумными глазами смотрели на нас. В каждой яме были трупы... Потом уже, когда группировки немцев сдавались в плен, мы подпускали их поближе и прямой наводкой выпускали по ним снаряды. Мы не могли больше брать в плен людей, в которых не осталось ничего человеческого... Ты вправе осудить меня, но поступить иначе я не мог... Напиши книгу о медленной и мученической смерти наших пленных, о страданиях, доводящих до безумия. А если напишешь всё так, как было, читатель поступит так же, как я...

07.02.43

Самофаловка

Мы стоим у станции Котяба. Недалеко от разрушенного села Самофаловка. Сегодня мы должны были разместиться в поездах и тронуться в путь, но эшелона всё не было. Две армии дожидаются погрузки. Сильные морозы, а мы все находимся под открытым небом. Лошади, люди, пулемёты, миномёты. Чтобы не замёрзнуть, всё время стараемся двигаться, бегаем. Собираемся у полевой кухни и ждём горячего супа, который сегодня раздали с опозданием. Когда бываешь сыт, то не мёрзнешь. Голодному человеку холодно, как бы тепло он ни был одет.

Капитан Н. рассказал о встрече в штабе гнерал-полковника Вальтера Гейтца и генерал-лейтенанта Розенберга. Переводчик сидел в тёмном закутке, и они его не заметили. У них завязался спор. Генерал-полковник набросился на Розенберга, обвиняя его в нарушении воинской присяги.

– Вы должны были сражаться до последнего и не сдаваться в плен! Я не должен был вас здесь видеть!

Розенберг оправдывался, что сражался до конца, но был окружён нашими, остался один со своим штабом и, когда положение оказалось безвыходным, вынужден был сдаться. А потом добавил: