Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла

Рютин платил ему той же монетой, и Сталин не очень удивился, когда на его стол легло донесение тайного осведомителя ОГПУ, в котором бывший секретарь называл его «политиканом, который доведет страну до гибели». Сегодня никто уже не скажет, насколько это было правдой, но ходили слухи и о том, что, прекрасно понимая, что законными путями ему не победить, Рютин говорил и о физическом устранении Сталина.

Как бы там ни было, но одними разговорами Рютин на этот раз не ограничился и создал «Союз истинных марксистов-ленинцев». На состоявшемся в небольшой деревушке Головино совещании он выступил с докладом «Кризис партии и пролетарской диктатуры», из которого Сталин представал «великим агентом-провокатором, разрушителем партии и могильщиком революции в России». Рютинцы требовали прекратить издевательства над крестьянами, обвиняли во всех смертных грехах Сталина и требовали его смещения с поста руководителя партии. Казалось, их песня спета.

Однако Сталин и здесь проявил завидную выдержку и не подумал арестовывать Рютина. А тот развивая все более активную деятельность, распространял документы своего «Союза», встречался с оппозиционно настроенными партийцами и, конечно же, посетил Каменева и Зиновьева. За что Сталин мог сказать ему только спасибо. Вопреки обязательству сообщать о подобных встречах в ГПУ и ЦК, те не обмолвились ни словом, и Сталин в любой момент мог обвинить их в контрреволюционном заговоре против партии.

Как того и следовало ожидать, деятельность Рютина закончилась разгромом его «Союза» и арестом по обвинению в «создании кулацкой и контрреволюционной организации и попытке реставрировать капитализм». Уверенный в своей правоте и силе Сталин потребовал расстрела Рютина и его ближайших сподвижников.

И вот тут-то, к его огромному неудовольствию, Киров, Орджоникидзе, Куйбышев и еще несколько влиятельных членов ЦК выступили против казни старого большевика. «Мы не должны этого делать, — однозначно заявил Киров. — Рютин не безнадежен, он просто сошел с правильного пути... Черт знает, сколько рук писали эта «платформу»... Нас неправильно поймут». Еще большее возмущение Сталина вызвало заступничество за «контрреволюционную нечисть» его жены, которая, как ему стало известно, просила о заступничестве Кирова и Енукидзе.

Рютин и члены его группы были исключены из партии как «выродки, враги коммунизма и советской власти, предатели дела партии и рабочего класса, которые под флагом мнимого «марксизма-ленинизма» попытались создать буржуазно-кулацкую организацию для реставрации капитализма и кулачества в СССР».

Свой срок (10 лет) Рютин отбывал на Урале, в бывшей царской тюрьме. Он очень быстро сломался и писал жене: «Я живу теперь одной надеждой: партия и ЦК простят, в конце концов, своего блудного сына...» Впрочем, надеялся он зря. Сталин забыл и думать о нем. Его теперь занимали совсем другие люди. Киров, Калинин, Косиор, Орджоникидзе и Куйбышев — все те, кто составил группу «умеренных».

Это были заслуженные и уважаемые в партии и стране люди, но, как теперь выяснялось, не его... Конечно, они не шли ни в какое сравнение с Троцким, Зиновьевым или Каменевым, но это вовсе не означало для него легкой жизни. Каждый из них обладал известной самостоятельностью и не особенно считался с его симпатиями, а значит, и с мнением. Что, разве не знал Орджоникидзе о его отношении к Бухарину и Пятакову? Прекрасно знал, и тем не менее пригласил их к себе в комиссариат.

Киров был тоже не лучше. Это надо же, назначить ярого бухаринца (да еще замешанного в деле Рютина) П. Петровского на должность руководителя Ленинградского горкома партии, а заодно и редактором «Ленинградской правды»! А его призывы во время кампании на Украине и Северном Кавказе к сдержанности в отношении к бегущим из своих сел и станиц голодным крестьянам?!

Конечно, это не повод, чтобы избавляться от Серго и Мироныча. Но... разве о такой партии он мечтал? Да нет, конечно! Он видел в своей партии своеобразный орден, в котором с любым вольнодумием будет покончено раз и навсегда и где слово магистра будет законом. А тут...

Не нравились Сталину уверения «умеренных» в том, что переломный период пройден, что пора прекратить запугивания и террор и переходить к нормальной жизни — радостной и спокойной. И это в то время, когда в стране полным ходом шло социалистическое строительство и классовая борьба просто не могла не обостряться по определению... его, сталинскому...

Конечно, до такого разгула террора, который очень скоро захлестнет страну, было еще далеко, но и совершенно безобидными эти годы назвать было нельзя. Уже прошло «шахтинское дело», и в жизнь советских людей прочно вошло понятие «враг народа». Как и печально знаменитые фургоны с надписью: «Хлеб», на которых этих самых врагов увозили каждое утро.

Как и столь почитаемые им Иван Грозный и Петр Великий, Сталин не стал изобретать ничего нового и в своей репрессивной деятельности опирался на ОГПУ, которое являлось, по сути, тайной полицией и инквизицией одновременно. Связь между Сталиным и его тайной полицией была очень тесной, и ставший, в сущности, первым человеком в ОГПУ (его председатель Менжинский все время болел) Г. Ягода подчинялся лично Сталину и отвечал за охрану вождя. А его сотрудники уже тогда относились к наиболее привилегированному слою советской элиты.

Было у ОГПУ и еще одно преимущество, с помощью которого Сталин мог успешно решать те вопросы, которые выходили за рамки административной и юридической практики: и насильственное выселение кулаков, и фальсификация улик на судебных процессах, и выбивание с помощью пыток «чистосердечных показаний» у подследственных, и аресты, и исчезновения как отдельных граждан, так и целых групп, и убийства непокорных.

Если говорить откровенно, то этих непокорных должно было быть в стране, наверное, во много раз больше. Ибо никогда еще за всю историю России ее народ не подвергался таким лишениям и истязаниям, как в годы «Великого перелома». Но в то же время сила этих потрясений создавала иллюзию, что создание индустриальной державы было подобно чуду и лишний раз должна была подтвердить величие задумавшего их человека.

Нет, не зря в свое время Сталин так восхищался инквизицией, сумевшей заставить население многих католических стран жить в постоянном страхе. Для этого надо было не только дать ей известную свободу действий, но и окружить плотной завесой таинственности. И именно деятельность этой мощной и беспощадной организации во многом определяла всю внутреннюю жизнь в Советском Союзе.

А сражаться ей было с кем! В деревне это были кулаки и подкулачники, на заводах и стройках — буржуазные спецы и те, кто не верил в сталинских «планов громадье», ну а в культуре — поэты «золотой бревенчатой избы», воспевавшие не «пробки в Моссельпроме», а ту уходящую Русь, которую так ненавидели большевики.