Джонатан Литтел - Хомские тетради. Записки о сирийской войне

В конце путешествия, высадившись на перекрестке, я их надуваю: они хотят сто долларов, я отделываюсь пятьюдесятью, fuck it. Сажусь в такси, пожилой водитель говорит по-английски с западноафриканским акцентом: он прожил тридцать лет в Либерии и знавал покойного Сэмюэла Доу — «Не was just a lieutenant, not even a captain, he was a nice guy. Yes, he died really bad. They dragged him all through town», — а также Чарльза Тейлора, который остался ему должен пятьдесят долларов. Я недоверчиво посмеиваюсь: «Charlie Taylor owes you fi fty dollars?» [97] «Он был простым лейтенантом, даже не капитаном. Хотя парень симпатичный. А смерть у него была ужасная: они таскали его тело по всему городу». — «Чарльз Тейлор должен вам пятьдесят долларов?» В ответ на мое предложение истребовать долг через Гаагский трибунал он тоже начинает хохотать. Таксист высаживает меня у ресторана «Le Rouge» в Хамре. В ожидании Л. устраиваюсь в баре и заказываю один Джеймсон и сигариллу. Мои сапоги до сих пор облеплены грязью дорог и полей, я не менял одежду с воскресенья и в шикарном ресторане смотрюсь дико. Вообще все это чистый сюр — сидеть здесь после завтрака в Баба-Амре в компании Хасана, Имада и Ахмада. Сразу после еды, даже не приняв душ, я сажусь в самолет, вылетающий в два часа ночи, и в ожидании взлета дописываю эти строки. За какие-то несколько часов мои записи — уже — из реальности превратились в рассказ.

Едва я, написав все это, уехал из Хомса, как ситуация там пошла вразнос. Я-то думал, что все увиденное мной есть грубое насилие, и пребывал в уверенности, что теперь знаю, как оно выглядит. Однако я ошибался. Все самое худшее только начиналось, и теперь, перечитывая эти строки, я испытываю чувство стыда за некоторые фрагменты. Те, например, где описаны наши идиотские препирательства с активистами Баба-Амра, наши споры, которые действительно имели место и свой смысл (именно поэтому я не исключил их из окончательного текста), но сегодня смотрятся совершенно по-другому в свете того, что последовало дальше и как себя проявили в новых обстоятельствах упомянутые лица. Назову лишь двоих из них, Джедди и Абу Ханена, которым многие западные журналисты обязаны жизнью.

Короче: вечером 3 февраля, на следующий день после моего отъезда, на квартал Халдия, совсем рядом с площадью Свободных Людей, обрушилось несколько снарядов. Они упали не одновременно, а через некоторые промежутки времени, но примерно в одно и то же место, что никак не может быть простым совпадением. Последствия таковы: люди, которые кинулись на помощь жертвам первого — или первых — снарядов (среди них, как уже сказал, был Мазхар Тайяра, псевдоним — Омар Сириец), в свою очередь были либо убиты, либо тяжело ранены. Телефоны еще работали, и я позвонил Мани, который на тот момент еще находился в Баба-Амре. Мне хотелось узнать о судьбе многих людей — Абу Аднана, Абу Бакра, Наджаха (они выжили, по крайней мере, после этого эпизода), парикмахера на площади, кондитера из «Абу Ясира», механика и его друзей, двух продавцов кебаба, — но я спросил его лишь об одном человеке: Махмуде, десятилетнем пацане, распевавшем на манифестациях лозунги, пританцовывая на плечах старших. Но Мани так и не смог ничего о нем узнать. А многие наши знакомые на тот момент были уже мертвы. В субботу 4-го правительственные войска усилили обстрелы Баба-Амра, а 6-го или 7-го, я не знаю точно, окончательно обрубили телефонную связь. В тот момент Мани находился в центре города, и дирекция «Le Monde» и я потеряли с ним контакт до тех пор, пока 11-го он тоже не покинул Хомс. Моя приятельница Маит Карраско приехала в Баба-Амр с двумя коллегами и пережила там несколько дней жестоких обстрелов, прежде чем ей, как и Полу Вуду из Би-Би-Си, удалось выехать из города по знаменитому тоннелю, после чего она провела еще три недели в Аль-Кусейре. Об этом тоннеле впоследствии было множество разговоров, но в тот момент канал держался в строжайшем секрете (поскольку в моем тексте эта подробность намеренно обойдена молчанием, хочу уточнить, что лично я выезжал не через тоннель).

Почти все контакты, которые установились у нас с активистами повстанческого движения, оборвались именно тогда. На связи остались только две группы, имевшие доступ к системе широкополосной сети — активисты Халдии и Баба-Амра. Тогда я окончательно потерял из виду Абу Брахима, шейха Баяды, и врача Абу Хамзеха, который с ним работал, а также ребят из Сафсафи — Омара Телауи, Абу Биляля и других. После отъезда Мани у нас больше не было новостей и от активистов Халдии. Время от времени мне удавалось связаться по Skype — в основном через ник — с Абу Ханеном и еще одним человеком из Баба-Амра, который менял псевдонимы так часто, что я теперь не очень уверен, о ком, собственно, идет речь (видимо, кто-то из ребят, с кем я встречался у доктора Али вечером 22 января, но кто именно?). Каждый день на YouTube появлялись ролики один ужаснее другого, которые до своего отъезда в Ливан комментировал британский сириец Дани Дайем, а потом чаще всего какой-то молодой врач — или даже студент-медик, я не совсем уверен, — с которым я тоже несколько раз встречался, но не упоминал о нем в своих записях. Зовут его доктор Мухаммед аль-Мухаммед. Одно бесспорно: обстрелы квартала становились день ото дня все яростнее (о других кварталах нам известно меньше, но, похоже, там дела обстояли не лучше), и количество жертв среди мирного населения возрастало в геометрической прогрессии. Пусть те, кого не мучает бессонница, выберут минутку и посмотрят кое-что из этих роликов: я им очень рекомендую.

Баба-Амр действительно имеет свои особенности, внимание на которые я обратил, но в тот момент не оценил их важности. Квартал строился — в спешке и полулегально — людьми, выдавленными на окраину Хомса и не располагавшими большими средствами. Вырыть при строительстве своего маленького домика еще и подвал для них оборачивалось лишними тратами. Подвал — это очень удобно, чтобы сваливать туда старую мебель или хранить там картошку и лук. Но если ты никогда не выбрасываешь мебель, а твой запас картошки и лука легко помещается в кухне, то без подвала можно и обойтись. Но ситуация представляется совершенно иной, если современная армия, оснащенная наступательной бронетехникой, комплексами типа «Град» и минометами разного калибра вплоть до 240 мм, то есть оружием, которое не используется в современных конфликтах (исключение составляет только Чечня), утюжит ваш квартал — улицу за улицей, дом за домом, прилежно и методично, двадцать семь дней кряду. Вот как описывал происходящее британский фотограф Пол Конрой, которому чудом (и благодаря помощи активистов Баба-Амра) удалось пережить несколько последних дней этого ада: «Они живут на развалинах, на которые продолжают сыпаться снаряды, дети — вшестером на одной кровати, уцелевшие помещения полны людей, которые ждут смерти». И многие уже мертвы. А в это время, далеко отсюда, все ведутся и ведутся беспрерывные дискуссии.