Владимир Шигин - Герои русского броненосного флота

— А иначе? – мрачно поинтересовался закованный в гипс Лесовский

— Иначе вы навсегда останетесь недвижимым! – вздохнул в ответ Кудрин. – Перелом, прямо скажу, тяжелейший. Для выздоровления при самом благоприятном раскладе нужен минимум год, да и то хромать придется весь остаток жизни! С корабельной же службой вы, судя по всему, уже распрощались навсегда!

— Хорошо, я подумаю! – буркнул Лесовский и отвернулся к стене.

В тот же день дядька Степан отправил две телеграммы. Первую – в Петербург, извещая о случившемся с ним происшествии, вторую – во Владивосток с приказанием контр‑адмиралу Штакельбергу срочно прибыть в нему в Нагасаки.

Когда Штакельберг прибыл, Лесовский, приподнявшись на подушках, велел ему принимать команду над эскадрой:

— Видишь, Олаф Романович, в каком я положении. Посему, как старший после меня по чину, бери власть в свои руки. А я, кажется, свое отплавал!

В феврале 1881 года Россия и Китай наконец‑то подписали компромиссный Петербургский договор, уладивший проблемы Илийского края. Но корабли оставались в японских портах до весны 1881 года, ожидая ратификации договора цинским правительством.

3 мая китайцы наконец договор ратифицировали. По этому поводу 25 мая Лесовского перевезли на «Европе» из Нагасаки в Йокогаму, где его встретил новый японский морской министр Кавамура. То было время безоблачных отношений между Россией и Японией, а потому и адмиралы встречались, как старые добрые друзья. Из Йокогамы Лесовский перебрался в Эдо, где 26 мая его посетили князья императорского дома, министры и иностранные дипломаты. 3 июня состоялась аудиенция у микадо, где вместо дядьки Степана присутствовал уже определенный Лесовским в свои преемники Штакельберг. Он же представлял Лесовского и на параде войск, и на прощальном обеде. Оба последних мероприятия были данью уважения японского правительства лично Лесовскому не только в соответствии с его официальным статусом, но и в память его давнего плавания на «Диане». Именно об этом говорил на прощальном обеде министр Кавамура. Впрочем, к такому радушному отношению к русским морякам японцев подталкивала и внешнеполитическая ситуация.

19 мая 1881 года Лесовский вместе с женой на «Европе» навсегда покинул Нагасаки. На прощальном обеде офицеры эскадры наговорили дядьке Степану так много добрых слов, что суровый моряк чуть не прослезился.

Из воспоминаний В. Крестовского: «Вскоре после полудня на “Европе” начали разводить пары. В половине второго прибыл на крейсер лоцман, американец Смит, который взялся провести наше судно по водам Внутреннего Японского моря. Полчаса спустя трапы и тенты были убраны, а еще через полчаса, ровно в три часа дня, “Европа” снялась с якоря. Машине дан был малый ход вперед.

На рейде в это время стояли “Князь Пожарский”, “Стрелок” и “Пластун”. По мере нашего к ним приближения каждое из этих судов высылало своих людей на ванты, откуда они встречали и провожали нас криками “ура” и маханием шапок. Проходя мимо, С. С. Лесовский прощался с командой каждого судна отдельно и благодарил за усердную службу. Хор музыки на нашей палубе играл наш народный гимн, а команда “Европы”, тоже стоя на вантах и отвечая троекратным “ура” на каждое прощание своих товарищей, матросов “Пожарского”, “Стрелка” и “Пластуна”, побросала, наконец, в воду свои старые шапки. Это стародавний обычай, всегда соблюдаемый нашими матросами при первом шаге возвращения в отечество из дальнего плавания. Разные японские бедняки, существующие “рейдовым промыслом” и провожавшие наше судно в своих “фунешках”, заранее зная из прежних опытов, что им предстоит пожива, взапуски бросились вылавливать плавающие шапки.

День стоял прелестный, солнечный, с легким освежающим ветерком от SW, и настроение у всех было радостное, потому что это в самом деле был наш первый шаг на пути возвращения в Россию, как вдруг наш флаг‑капитан А. П. Новосильский, стоявший на мостике, сдержанным голосом заметил:

— Флаг… Боже мой!.. Флаг за кормою!

Мы обернулись. Действительно, наш судовой флаг почему‑то вдруг спустился со своего места и полоскался в воздухе, медленно падая в воду. Хотя его успели поймать еще на пути падения, тем не менее многие лица омрачились. Падение флага считается дурною приметой. Но тут же нашлись и утешители, которые разъяснили, что хотя такая примета и существует, но она действительна лишь в том случае, если судно отправляется в бой; тогда это значило бы, что ему придется либо спустить свой флаг, либо погибнуть; но так как мы отправляемся не в бой, а пока только в Йокогаму, благодарить микадо за радушное гостеприимство, оказанное русской эскадре, то вся примета состоит в том, что с матроса, находившегося при флаге, следует взыскать за ротозейство, а впрочем, никто, как Бог, Его святая воля!.. На этом все и успокоились».

Последняя морская кампания старого флотоводца подошла к своему концу. Плавание эскадры Лесовского стало впечатляющей демонстрацией военно‑морской мощи России на самых дальних ее рубежах. Вскоре на Балтику двинулась и основная часть эскадры. Ее повел Штакельберг. Над оставшимися на Дальнем Востоке кораблями принял команду контр‑адмирал Асланбегов. Так как ситуация с Китаем нормализовалась, Морское министерство сразу стало уделять Тихоокеанской эскадре куда меньше внимания.

Кульджинский кризис уходил в прошлое… Но Петербургу было над чем задуматься. Конфликт выявил слабость наших войск вдоль границ Китая и на Дальнем Востоке. Надо было как можно быстрее заселять дальневосточные области и развивать их.

В конце 1881 года генерал‑адмирал сформировал комиссию для обсуждения вопроса о будущем составе флота. В состав комиссии вошли управляющий Морским министерством Пещуров, главный командир Кронштадтского порта адмирал Козакевич, наиболее авторитетные российские адмиралы Бутаков, Лесовский, Попов, Перелешин и Шестаков.

Залечивая ногу во французском городе Люшоне, Лесовский не успевал к заседанию комиссии, поэтому он участвует в работе комиссии заочно, присылая в ее адрес записки по обсуждаемым вопросам.

Перелом ноги на самом деле оказался настолько сложным, что о полном выздоровлении не было и речи.

— Как бы хуже не стало! – только и говорили лечащие врачи.

Вернувшись в Петербург, Лесовский говорил об устройстве угольных станций в океане по пути в Тихий океан, занимался планированием Босфорской десантной операции.

По‑прежнему кипели споры вокруг того, какой флот и где строить. В декабре великий князь Алексей Александрович неожиданно выступил против броненосцев. Лесовскому и Пещурову едва удалось его уговорить не принимать скоропалительных решений.