бросают с руки , и он сейчас начинает всходить кругами вверх; когда же он взойдет до известной
своей высоты, птицу
поднимают , спугивают, и сокол как молния падает на нее с неба. Сокола старого и
умного (глупых бывает немало) [3]спускают с руки сейчас по выезде в поле; он возьмет умеренный верх и
идет им впереди охотников, сам высматривает добычу и едва завидит – вдруг начинает подниматься выше и выше над самою птицею; следовательно, сам и укажет охотникам добычу. – Лучшим соколом считается тот, который высоко ходит и, взобравшись кругами в поднебесье, делает там
ставку , то есть становится неподвижно в воздухе, не поднимаясь уже кверху. В это время охотник спугивает птицу с воды или с хлебного поля, что я уже и сказал. Самый лучший сокол, что называется первого сорта, очень редко попадающийся охотникам, не станет бить птицы, пока не взойдет вверх на свою настоящую, определенную высоту. Плохой же сокол летает на кругах низко, ставки не делает и, как скоро увидит птицу, сейчас на нее бросается, схватывает когтями и опускается на землю, следовательно тут нет никакого удовольствия для охотника. Соколиная охота по преимуществу благородная охота. Тут дело идет не о добыче, не о числе затравленных гусей или уток, – тут охотники наслаждаются резвостию и красотою соколиного полета, или, лучше сказать, неимоверной быстротой его падения из-под облаков, силою его удара. В народе говорят, что сокол бьет птицу грудью, и при первом взгляде это покажется справедливым; сокол бьет свою добычу крепкими приемными когтями своих задних пальцев, которые он очень искусно складывает вместе, а как в это время ноги его бывают прижаты к груди, то действительно можно подумать, что он бьет птицу грудью. Приемные когти бывают так остры и крепки, удар так силен, что если попадет по утиной шее, то иногда перерезывает ее пополам: голова отлетит в сторону, а утка падает обезглавленною. Если удар придется по крылу, то так его повреждает, что птица не может уже лететь, если же удар сложенных когтей угодит вдоль утки, то разрежет ей всю спину от репицы до шеи и заворотит кожу на сторону: пух и перья полетят по воздуху, и ошеломленная утка, перевертываясь как кубарь в воздухе, падает на землю; сокол взмоет вверх, увидит, где упала его добыча, и прямо уже опускается на нее. При соколиной охоте необходимо, чтоб охотники были верхами. Удар сокола с такой высоты, что едва можно разглядеть его, как темное пятнышко, стоящее в небе, бывает иногда очень косвенный (диагональный), и сокол может
свалиться с добычей даже за полверсты и более, и потому надобно скакать туда, чтоб немедленно отыскать его, пока он не успел наесться и сделаться негодным к продолжению охоты; при травле же гусей поспешность еще необходимее: когда сокол вышибет одного гуся из стаи – иногда повторенным ударом, если первый окажется недостаточным, – и опустится на него или свалится с ним на землю, то вся стая гусей бросится на помощь погибающему товарищу, и если охотник не подоспеет, то гуси своими крыльями и носами не только изуродуют сокола, но даже забьют до смерти.
После всего сказанного мною будет еще понятнее, как верно и живописно несколькими словами изображен сокол в «Новом уложении и устроении чина сокольничья пути»: «Красносмотрителен же и радостен высокого сокола лет».
1855 г. Декабря 15-го.
Я не называю соколиной охотой травлю уток соколами, до сих пор продолжающуюся у башкирцев Оренбургской губернии; они портят высокую природу сокола, приучая его, не забираясь вверх, ловить уток почти в угон, по-ястребиному.
…что сказано мною в «Записках ружейного охотника» . – Очевидно, имеется в виду замечание писателя в книге «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах»
У отца моего перебывало до ста соколов, и только четверых называли умницами. Глупым называют только такого сокола, который верху не держит и сейчас бросается за всякой дрянной птицей.
