Николай Буссе - Остров Сахалин и экспедиция 1852 года

Подъѣзжая къ выходу изъ гавани «Счастья», мнѣ послышались крики въ зимовьѣ. Не понимая, что бы это было, я ничего не сказалъ, чтобы не обезпокоить напрасно Невельского. Мы уже готовы были спуститься въ море, когда я увидѣлъ бѣгущаго но берегу человѣка. Я передалъ объ этомъ Невельскому. Мы остановили гребцовъ и услышали слова «деньги оставили». Тутъ я вспомнилъ, что я оставилъ у М. Бачмановой на сохраненіе 6,000 руб. сер. сахалинской кассы, прося ее отдать мнѣ ихъ, когда мы поѣдемъ на судно. Мы оба позабыли объ этихъ деньгахъ. Къ счастью подлѣ катера нашего шла байдарка, я пересѣлъ на нее и поѣхалъ въ зимовье, катеръ же продолжалъ свой путь къ судну. Когда уже совсѣмъ стемнѣло, я пріѣхалъ на судно. Тамъ уже все было готово къ молебну. Гилякъ Паткинъ тоже былъ взятъ по моему приглашенію на «Николай». Онъ съ удивленіемъ разсматривалъ богатыя каюты корабля. Молебенъ служилъ отецъ Гавріилъ въ каютъ-компаніи. Послѣ молебна онъ сказалъ небольшую проповѣдь, довольно хорошо составленную. Гилякъ Паткинъ все время крестился, онъ даже носитъ крестъ на шеѣ. Невельской окрестилъ четырехъ гиляковъ по ихъ желанію. Правительство, по неизвѣстнымъ мнѣ причинамъ, запретило крестить гиляковъ, такъ что на представленіе архіепископа послать къ гилякямъ миссіонера было отказано, а повелѣно было назначить священника для исполненія требъ служащихъ въ амурской экспедиціи. Архіепископъ назначилъ своего сына, дозволивъ ему помазать тѣхъ гиляковъ, которыхъ окрестилъ Невельской. Отецъ Гавріилъ собирался серьезно заняться дѣтьми гиляковъ, чтобы исподволь приготовить ихъ къ правиламъ христіанской религіи. Дай Богъ ему успѣха.

Въ 10 час. вечера мы снялись съ якоря, простившись съ священникомъ и Л. Гавриловымъ, которые возвратились на берегъ. Переходъ нашъ изъ Петровскаго до м. Анива былъ очень неудаченъ. Противные вѣтры дули почти все время перехода. Спустившись южнѣе мыса Терпѣнія, мы почувствовали большую перемѣну въ температурѣ. Сдѣлалось гораздо теплѣе, туманы прекратились. Мысъ Терпѣнія можетъ, кажется, считаться, южною оконечностью суроваго Охотскаго моря. Во все время перехода разговоръ вертѣлся на занятіи Сахалина, на дѣйствіяхъ въ Приамурскомъ краѣ и на разборѣ дѣйствій россійско-американской компаніи. Насчетъ занятія Сахалина Невельской говорилъ въ Петровскомъ и по выходѣ оттуда, что такъ какъ позднее время уже, то онъ полагаетъ оставить въ Анивѣ постъ изъ 10-ти человѣкъ, въ знакъ политическаго занятія острова Сахалина, а остальной дессантъ оставить зимовать съ «Николаемъ» въ гавани «Императора Николая», съ тѣмъ чтобы я раннею весною пришелъ въ Аниву и занялъ пунктъ, который найду наиболѣе удобнымъ и выгоднымъ. Постъ изъ 10-ти чел. долженъ былъ встать на мѣстѣ, удаленномъ отъ японскихъ заселеній. Прекрасная погода, встрѣтившая насъ у мыса Анива, совершенно измѣнила намѣренія Невельского. Онъ началъ поговаривать, что находитъ необходимымъ занять нынѣшнею же осенью Аниву, поставивъ постъ по возможности ближе къ японцамъ и потому этого дѣла не можетъ поручить Рудановскому, а приглашаетъ меня остаться зимовать на Сахалинѣ. Я, конечно, изъявилъ свою готовность; но высказалъ свое мнѣніе, что, не имѣя еще никакихъ положительныхъ свѣдѣній объ японцахъ, нельзя рѣшить дѣло окончательно, тѣмъ болѣе, что по распоряженію Невельского поручикъ Орловъ долженъ былъ съ половины августа собирать свѣдѣнія о японцахъ и жителяхъ Сахалина, для чего онъ долженъ былъ отъ мѣста его высадки съ «Байкала», подъ 51о, пройти весь восточный берегъ Сахалина до мыса Крильона, гдѣ назначено было ему дожидать насъ до половины сентября. На случай, если бы мы не пришли къ этому времени, онъ долженъ былъ пробираться на мѣсто назначенное для высадки, т. е. бухту Томари-Анива (собственно Томари означаетъ — бухту, гавань). Итакъ, странно было рѣшить что нибудь прежде свиданія съ Орловымъ. Мнѣ жаль было послѣ, что я спорилъ насчетъ этого съ Невельскимъ, но мнѣ досадно было слушать неосновательныя и мало серьезныя разсужденія о дѣлѣ, котораго неудачное исполненіе могло произвести очень дурное вліяніе на наши отношенія къ Японіи и Китаю, да и на самое владѣніе Сахалиномъ и его жителями.

17-го числа, мы обогнули скалистый мысъ Анива, лежащій подъ 45о с. ш. Это была 4-я точка Сахалина, которую я видѣлъ — первая мысъ Елисаветы, вторая мысъ Маріи — оба на сѣверѣ; третья мысъ Терпѣнія на востокъ и четвертая мысъ Анива на югѣ. Отъ сѣверныхъ и восточныхъ береговъ мы проходили далеко и не видѣли ихъ. Говорятъ, что близъ мыса Елисаветы есть горящій волканъ. Около ю.-в. береговъ мы прошли близко и въ ясную погоду. Берега эти гористы, но высокихъ горъ нѣтъ, коническихъ совсѣмъ не было видно. Растущая на горахъ трава и мелкій лѣсъ дѣлаютъ сахалинскіе берега веселѣе охотскихъ.

Обогнувъ мысъ Анивы, мы направились прямо на мысъ Крильона, гдѣ долженъ былъ ожидать насъ Орловъ. Проходя черезъ заливъ Анива, мы были постоянно окружены китами, цѣлыми стадами разнаго рода рыбъ. Богатство рыбою залива Анива и привлекло къ нему японцевъ, у которыхъ рыба есть главный продуктъ, какъ у насъ говядина, которую японцы совсѣмъ не употребляютъ. Во время плаванія нашего по заливу Анива, погода была прекрасная на морѣ, но берега оставались закрыты туманомъ. Термометръ показывалъ 20о тепла поутру; правда, мы были подъ 45о с. ш. Къ вечеру 18-гоч. мы подплыли къ мысу Крильону. Онъ былъ открытъ отъ тумана отъ оконечности къ с. на 11' протяженія. Слѣдовательно, если Орловъ былъ бы на немъ, то онъ слышалъ бы условные 9 выстрѣловъ, сдѣланные нами. Но отвѣта не было, и потому утромъ 19-гочисла, при тихомъ противномъ вѣтрѣ, мы начали лавировать по направленію къ японскимъ заселеніямъ. Когда уже совсѣмъ стемнѣло, капитанъ судна увидѣлъ близко, передъ самымъ носомъ корабля, что-то черноватое; всѣ вышли на палубу и признали видимый предметъ за землю, вслѣдствіе чего тотчасъ же бросили якорь. Скоро мы убѣдились, что дѣйствительно берегъ близокъ отъ насъ. Шумъ якорной цѣни, вѣроятно, разбудилъ японцевъ: на берегу въ миляхъ 3-хъ отъ насъ появились огни. Марево, закрывавшее берегъ, разсѣялось, и онъ ясно окраился. По приказанію Невельского былъ выставленъ на суднѣ караулъ изъ 12 матросовъ. Часовымъ приказано наблюдать за берегомъ и если увидятъ какое-нибудь гребное судно, окликать его. Но время ужина много было споровъ и смѣха. Одни полагали одно, другіе другое, и всѣ съ удовольствіемъ и нетерпѣніемъ ожидали свиданія съ японцами. Было рѣшено, что утромъ судно снимается съ якоря, чтобы ближе подойти къ селенію, на тотъ случай, если японцы имѣютъ пушки, и но своему обыкновенію вздумаютъ непріязненно встрѣтить наши шлюпки, на которыхъ я и Невельской предполагали съѣхать на берегъ; тогда судовая баттарея могла своимъ огнемъ прикрыть машу высадку. Когда разсвѣло, мы снялись съ якоря. Мы стояли прямо противъ селенія Усонной (названіе это я послѣ узналъ). Правѣе селенія этого было видно еще два селенія; въ одномъ изъ нихъ было видно много строеній, и поэтому мы заключили, что оно должно быть главное японское селеніе. Вставъ на якорь въ миляхъ двухъ отъ берега, мы начали готовиться къ съѣзду на берегъ.