С. Рудник - Подлинная история РСДРП–РКПб–ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций

Очередь за хлебом в Петрограде. 1917 г.

Ситуация становилась настолько пугающей, что 20 сентября 1916 г. Николай II писал жене: «Наряду с военными делами меня больше всего волнует вечный вопрос о продовольствии. Сегодня Алексеев (М. В. Алексеев – начальник штаба Ставки. – Авт.) дал мне письмо… от председателя комитета по продовольствию. Он открыто признается, что. цены все растут, и народ начинает голодать. Я никогда не был купцом и просто ничего не понимаю в этих вопросах о продовольствии и снабжении…» [305]В ноябре 1916 г. был принят закон «О продразверстке». По сути это была попытка получить зерно путем введения продналога. Губернии должны были поставить государству 600 млн пудов по твердой цене. Но для выполнения этого нужна была сильная власть, способная принудить всех земледельцев, и в первую очередь крупных, выполнять ее требования.

Сильной власти требовали и совершенно новые масштабы войны, новые способы ее ведения. К тому же массам населения были непонятны цели войны. Призывы водрузить православный крест над Св. Софией в освобожденном от турок Константинополе (Стамбуле) не воодушевляли миллионы крестьян, терявших своих кормильцев в ходе колоссальной бойни. В секретной информации с фронта все чаще сообщали о нежелании отдельных подразделений идти в бой, о случаях массовой сдачи в плен, о примерах «братания» с противником. Самый талантливый полководец русской армии А. А. Брусилов, командующий VIII армией, 5 июня 1916 г. в связи с этим издал приказ. Вот выдержки из него: «… сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, еще хуже, сдаться противнику. по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь.; на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также и перед поголовным расстрелом» [306]. По сути это был первый опыт создания в русской армии заградотрядов. Подобные приказы появились и в других армиях. Но инициатива отдельных генералов не могла изменить общую ситуацию. В тылу также распространялись настроения усталости от войны, общее недовольство.

Несмотря на войну, нарастало рабочее движение. Количество стачек за 1916 г. по сравнению с 1914 г. выросло более чем в 20 раз, а количество стачечников – в 30 с лишним раз [307]. Все чаще власти были вынуждены использовать для их подавления воинские части, что несло в себе угрозу для будущего.

Между тем в политической сфере все резче проявился кризис управления. Общим явлением стала «министерская и губернаторская чехарда». За годы войны сменилось 3 председателя Совета министров, 5 министров внутренних дел, 2 министра иностранных дел, 3 военных министра, 3 министра юстиции. В общественном мнении все более нарастали слухи об особой отвратительной роли при Дворе Г. Е. Распутина, одного из «ясновидящих старцев», которыми была окружена склонная к мистицизму императрица Александра Федоровна. В октябре 1915 г. Николай II был награжден Георгиевским крестом, полагавшимся за личное мужество. По мнению властей, это должно было повысить авторитет монарха. Но, как всегда бывает в подобных ситуациях, эффект получился совершенно другой. По стране пошла гулять хлесткая фраза: «Царь с Егорием, а царица с Григорием». Эта несправедливая и оскорбительная выдумка сделала для краха самодержавия, пожалуй, больше, чем десятки революционных листовок. Она подрывала уважение к царской семье, без чего не может существовать монархия.

Все это вместе взятое усиливало широкое недовольство в обществе.

Начавшаяся война потребовала от всех политических сил России определить свою позицию в новых условиях. Не только правые, но и либеральные партии заявили о полной поддержке власти. Государственная дума, собравшись на однодневную сессию 26 июля 1914 г., подавляющим большинством голосов проголосовала за военные кредиты. Кадеты призвали «отказаться от междоусобиц до победы». Представители национальных меньшинств заявили о преданности «русскому государству и народу». Только фракции большевиков и меньшевиков выступили с совместной декларацией, в которой звучали разноречивые фразы, что «война окончательно раскроет глаза народным массам Европы на действительный источник насилий и угнетений», что «пролетариат чужд того фальшивого патриотизма, под прикрытием которого господствующие классы ведут свою хищническую политику», но, что «пролетариат. будет защищать культурные блага народа от всяких посягательств, откуда бы они ни исходили, извне или изнутри» [308]. Ее зачитал меньшевик Хаустов. При голосовании социал-демократы и трудовики покинули зал заседаний. В знак протеста против войны большевики, несмотря на переименование столицы, продолжали именовать свою организацию петербургской, а ее руководящий орган – Петербургским комитетом РСДРП. Он сохранял это название до апреля 1921 г.

В эти же дни и месяцы в партийных организациях РСДРП проходили дискуссии об отношении к войне. Немало большевиков считали, что нельзя осуждать социалистов Англии, Франции и особенно Бельгии, так как эти страны защищают европейскую цивилизацию от германского нашествия. Член партии с 1901 г. рабочий-металлист А. Г. Шляпников, находившийся в Стокгольме и осуществлявший связь между русской и заграничной частью ЦК, впоследствии писал Ленину, что вступление французских социалистов в буржуазное правительство он рассматривал как защиту республики. Ряд большевиков-эмигрантов вступили добровольцами во французскую армию. Депутат Думы большевик Г. И. Петровский в сентябре 1914 г. писал: «Переживаю раздвоенное чувство, когда заходит вопрос о поражении Бельгии, Франции и помощи запасным» [309].

В первые месяцы войны немалая часть большевиков прекратила активную деятельность и по сути вышла из партии. Поскольку партийных билетов и единого учета в то время не существовало, то и серьезной статистики на этот счет не существует. Кстати, в 1920-е гг. это породило множество конфликтов в обществе старых большевиков и обществе политкаторжан и ссыльнопоселенцев, когда часть этих людей стремилась установить себе более продолжительный партийный стаж. Вместе с тем в десятках большевистских листовок, выпущенных местными организациями за первые три месяца войны, звучали лозунги: «Долой войну!», «Долой кровавую бойню!», «Долой самодержавие!», «Да здравствует демократическая республика!», «Отечество наше там, где не будет ни царей, ни неволи!» [310]