С. Рудник - Подлинная история РСДРП–РКПб–ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций

От правящего монарха, по сути, отвернулись все общественные силы: от крайне правых до крайне левых. Даже монархисты не верили в способность государя остановить надвигающуюся революцию. На новой сессии Думы (13 ноября – 30 декабря 1916 г.) с ее трибуны на власть обрушился буквально ураган критики. Один из лидеров правых, В. М. Пуришкевич, закончил речь в Думе против «темных сил» словами: «Да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней общественной жизни». А. Ф. Керенский от имени фракции трудовиков требовал отставки «всех министров, предавших свою страну». Но наибольший отклик нашла в стране речь лидера кадетов, историка П. Н. Милюкова 1 ноября 1916 г. Обвиняя «придворную партию» в подготовке сепаратного мира с Германией, в огромных упущениях в тылу и на фронте, он сопровождал это постоянным рефреном: «Что это: глупость или измена?». Запрещенный цензурой к публикации текст выступления разошелся в списках. Именно после этой речи у князя Ф. Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона, женатого на племяннице Николая II, возникла мысль об убийстве Распутина. Лидер октябристов А. И. Гучков, человек действия, разрабатывал план военного переворота, имея целью устранить царя и заменить его Михаилом Александровичем. Об этих планах знал генерал М. В. Алексеев.

Политическая оппозиция сформировалась даже внутри императорской семьи. Великие князья Михайловичи: Николай Михайлович, Михаил Михайлович, Сергей Михайлович, Александр Михайлович – один за другим призывали своего двоюродного племянника отстранить от участия в управлении страной Александру Федоровну, заключить соглашение с Думой. Неформальным лидером здесь был великий князь Николай Михайлович. 1 ноября 1916 г. он приехал в ставку (г. Могилев) и в беседе с августейшим родственником призывал его оградить политику от влияния Распутина и царицы.

Во врученной царю записке были строчки: «Так дальше управлять нельзя… Ты находишься накануне эры новых волнений… Я это делаю… только ради надежды и упования спасти Тебя, Твой престол и нашу дорогую Родину от самых тяжких и непоправимых последствий» [360]. В ночь на 17 декабря 1916 г. во дворце князя Феликса Юсупова, при участии великого князя Дмитрия Павловича и Пуришкевича, был убит Распутин. Убийц поздравляли члены императорской фамилии, в том числе родная сестра императрицы – великая княгиня Елизавета Федоровна. Накануне, 14 декабря, царица призывала мужа: «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех. я бы сослала Львова (князь Г. Е. Львов – председатель Всероссийского земского союза. – Авт.) в Сибирь… Милюкова, Гучкова (А. И. Гучков – лидер партии «Союз 17 октября». – Авт.) и Поливанова (военный министр в июне 1915-марте 1916 гг. – Авт.) – тоже в Сибирь. Керенского на виселицу!» Но царь предпочитал делать вид, что ситуация в стране в целом нормальная. На последней встрече с председателем Думы М. В. Родзянко в ответ на заклинания последнего, что Россия катится в пропасть, Николай II ответил: «У меня другие сведения».

В действительности, через несколько дней после убийства Распутина, Николай Михайлович записал в дневнике: «Все, что они совершили. полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной и с Протопоповым (министр внутренних дел с 16 сентября 1916 г. по 28 февраля 1917 г. – Авт.). снова у меня мелькают замыслы убийств. логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было» [361]. Высланный по распоряжению Николая II в свое имение в Херсонской губернии великий князь в январе в Киеве беседовал с одним из правых лидеров Думы В. В. Шульгиным и будущим министром Временного правительства сахарозаводчиком М. И. Терещенко. Последний уверял, что «через месяц все лопнет». Одновременно Николай Михайлович отметил в дневнике злобу «этих двух людей к режиму, к ней (Александре Федоровне. – Авт.), к нему (Николаю II. – Авт.),. и оба в один голос говорят о возможности цареубийства» [362]. Анализ перлюстрации конца 1916 – начала 1917 г. (читали, в основном, письма депутатов Думы, офицеров и генералов, общественных деятелей) показывает, что умы политической элиты уже были готовы к революции. Не желая и боясь ее, почти 90 % этих людей считали ее наступление практически неизбежным [363].

Такие настроения в политической элите убедительно доказывают, что революция, крах режима становились все более близкими и неизбежными. Поле для политического маневра неумолимо сжималось. Революция и готовность принять ее происходили прежде всего в головах представителей российской элиты.

Говоря о неизбежности революции, обычно спорят о том, предвидел ли ее приближение В. И. Ленин. 9 (22) января 1917 г., в годовщину «Кровавого воскресенья», он выступил с докладом о революции 1905 г. на немецком языке в цюрихском Народном доме перед швейцарской рабочей молодежью. Ряд авторов ссылаются на вырванную из контекста этого доклада фразу: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции» [364]. Но давайте не забывать, что Ленин говорил о решающих битвах мировой социалистической революции. Вместе с тем он уже сформулировал в 19151916 гг. теоретическое положение о возможности победы социализма (социалистической революции) «первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране» и невозможности победы социализма (социалистической революции) «одновременно во всех странах» [365]. Поэтому, если мы внимательно посмотрим текст, то увидим и другие слова: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией. ближайшие годы. приведут в Европе к народным восстаниям под руководством пролетариата., и эти потрясения не могут закончиться иначе, как только. победой социализма» [366]. Можно напомнить и слова из письма И. Арманд от 18 декабря 1916 г., что по сообщениям из Петербурга «настроение. архиреволюционное» [367]. Другое дело, что никто из российских политиков, в том числе и Ленин, не ожидал, что революция, о которой одни мечтали, а другие боялись и ненавидели, так близко.

Действительно, 1917 г. начался волной забастовок, которой Россия не знала с 1905 г. Петроградское охранное отделение в первые дни нового года отмечало, что «настроение в столице носит исключительно тревожный характер» [368]. Оживилась деятельность левых партий и организаций. Все они были немногочисленны. Свои группы имели анархисты. Большинство лидеров эсеров были в эмиграции или в ссылке и тюрьмах. Эсеры были связаны с фракцией трудовиков в Думе, где выделялся адвокат А. Ф. Керенский. У меньшевиков в Петрограде имелся легальный центр – фракция в IV Государственной думе во главе с Н. С. Чхеидзе, а также несколько нелегальных организаций. Достаточно активными были «межрайонцы», имевшие сторонников на ряде крупных предприятий. У большевиков после ареста думской фракции и Л. Б. Каменева в России и разгрома созданного А. Г. Шляпниковым в середине 1915 г. Русского бюро ЦК отсутствовал единый центр. Только в октябре 1916 г., когда А. Г. Шляпников вновь прибыл в столицу из Стокгольма, ему удалось воссоздать Русское бюро ЦК. Накануне 1917 г. в него входили А. Г. Шляпников, П. А. Залуцкий и В. М. Молотов. В столице у большевиков также действовал Петербургский комитет. Он руководил 13 районными и тремя национальными (латышской, литовской и эстонской) организациями. Состав ПК из-за арестов менялся неоднократно. Наиболее активными его работниками к 1917 г. были М. И. Калинин, И. Д. Чугурин, К. И. Шутко, В. В. Шмидт. Небольшие большевистские организации действовали и в других городах. Связь между ними была крайне неустойчивой. Общая численность большевиков к 1917 г. оценивается от 8-10 до 24 тыс. человек, поскольку до апреля 1917 г. не было единых партийных билетов. К началу 1917 г. все левые партии – большевики, меньшевики, «межрайонцы», эсеры – в своих листовках практически использовали одни и те же лозунги: «Долой самодержавие!», «Долой войну!», «Да здравствует революция!», «Да здравствует Учредительное собрание!», «Да здравствует Демократическая республика!» Революционно настроенные рабочие нередко имели весьма туманные представления о различиях между этими течениями.