Бернар Лиетар - Будущее денег

Все решилось окончательно, — отметил он, — после того, как корпорации начали выпускать собственные деньги вместо традиционного состязания за деньги, выпускаемые банками под наблюдением правительства. Это началось весьма невинно, с «полетных миль» (frequent flier miles), которые сперва конвертировались только для покупки билетов авиалиний. American Express просто обобщил концепцию, создав свои «мировые деньги путешественника», принимаемые в качестве платежного средства во всем мире. Когда эти прототипы современных систем слились с быстро развивающейся киберэкономикой, это стало доступным практически всем. И вот через коалиции и переговоры о взаимной конвертируемости среди крупных корпораций мы создали сегодняшнюю действительность: несколько основных твердых корпоративных облигаций, обеспеченных реальными товарами и услугами, которые все чаще заменяют нестабильные валюты разных стран, за которыми тянутся только долги.

Премьер-министр стер пыль с подоконника. Больше никто сюда не ходит. Палата общин вот уже почти десять лет проводит свои дебаты через Интернет, что позволяет политическим деятелям тратить больше времени на свои избирательные округа, — по крайней мере, так принято думать. Но в избирательных округах тоже никому больше нет до них дела. Каждый знает, что политические деятели не имеют реальной возможности влиять на события.

Он продолжал:

— Поворотным моментом для средств массовой информации было открытие, что единственное, чего люди действительно хотят, — это отвлечься от действительности. Так что со временем новости все больше превращались в народное развлечение [141]. Я готов побиться об заклад, что большая часть пленки, на которую NewsCorp засняла сегодняшние ночные беспорядки, будет использована в новых сериях про киберполицейских и грабителей, а не в выпусках новостей. Сообщения на экономические темы и развлечения постепенно заменили обзор политических событий. Явка на выборы упала до 5 %. Мое правительство менее легитимно, чем диктатура мелких продажных политиканов. Когда я пытался протолкнуть закон, запрещающий слияние компаний NewsCorp и ВВС, люди только смеялись. Единственное, что оставалось, — это махнуть на все рукой.

Конечно, не все так уж плохо. Многие учреждения: благотворительные организации, музеи, университеты под новым режимом чувствуют себя довольно неплохо. Большинство рабочих трудятся дома или где-нибудь в более приятных местах, чем большие города. Лондон вот уже сто лет как сжимается, а развитие телекоммуникаций дало окончательный толчок массовому бегству из города. Улицы заполнены главным образом туристами. Вестминстерский дворец всегда будет оставаться великим памятником старины, хотя теперь это тематический парк. Как там написано в брошюре? А, вот: «Все значимые правительства, начиная с Магны Карты до 2000 года». Они, как всегда, вольно обращаются с историческими фактами и выпячивают только наиболее захватывающие эпизоды. Но я чувствую себя забытым — часы остановились на 2000 годе.

Да, здания содержатся в порядке. Но что насчет людей? Нет, того, чтобы мегакорпорации обращались с ними ужасно, конечно, не было. По многим причинам быть гражданином Goldman Sachs или Chrysler — Daimler — Benz гораздо выгоднее, чем британским или немецким/ американским гражданином. Определенные категории служащих процветают не хуже, чем раньше члены королевской семьи. Корпорации платят большое жалованье тем, у кого есть нужные навыки. Проблема в том, что никто не убедит глобальных гигантов взять на себя социальную ответственность. В прошлом столетии большой бизнес пробовал менять правила, — теперь нет никаких правил, кроме тех, которые создают сами корпорации. «Вы должны спрашивать, не соблаговолят ли большой бизнес и представительские организации, подобно нашей, осуществлять власть мягким способом… — предупреждал Тим Мелвилл-Росс еще в 90-х. — И нет никакой гарантии, что на это согласятся». Он думал, что открытость и контроль со стороны общества будут достаточными, чтобы гарантировать хорошее поведение. Глен Петерс тоже возражал, что, дескать, потребитель всегда был важнее и сильнее, чем самая большая компания. Общество бойкотировало предприятия, которые людям не нравились, но это глупый подход, и он едва ли мог стать эффективным. Большой бизнес, в конце концов, еще и контролирует большую часть информации, которую потребляют люди, — напрямую, через владение средствами массовой информации, или косвенно, через рекламу. Он также сумел подмять под себя почти все киберпространство.

Впрочем, всегда есть неконтролируемый компонент, киберподполье, дающий обратную реакцию. По сравнению с ним теракты ирландских националистов из IRA в Лондоне были сущим пикником. Кто бы подумал, что на смену оружию массового поражения людей придет оружие массового разрушения баз данных? Хакерское подполье было порождено повальным увлечением игрой на рынках ценных бумаг. Далее последовали разрушение платежных систем, коммерческие самолеты, сталкивавшиеся в небе, идущие в небытие электрички, сталкивающиеся с грузовыми поездами. И какое бы несчастье ни произошло, никто не сможет дозвониться до «Скорой помощи»: сеть 999 была уничтожена компьютерным вирусом. Да и традиционные формы насилия продолжают нести угрозу. Даже Билл Гейтс, со всеми его телохранителями, не смог избежать своей участи: его взорвали в его собственном бронированном автомобиле.

А чего еще ожидать, если третья часть населения, включая многих наших блистательных вундеркиндов, не может найти работу, не имеет места за нашим коллективным столом, не вписывается во все более и более параноидальный деловой мир? А мир весьма резко реагировал на проявления мягкосердечия. Женщины так и не поняли, что это жесткий мир, что бизнес всерьез воюет с кибертеррористами. «Либо вы любите это, либо вы уезжаете» — фраза, ставшая негласным правилом, весьма эффективным для достижения соответствия среди всех этих «инкорпорейтед».

Премьер-министр снова взглянул за реку и вздрогнул. Люди на дальнем берегу держали в руках пылающие факелы.

— Это реальная проблема — постоянно растущее число выброшенных. В течение десятилетий шло пополнение люмпенизированных слоев. Когда я был еще мальчиком, уже некоторые люди жили прямо на улице. Потом у них появились дети. После этого на улице оказались целые семейства. Профессор Хэнди оценил количество безработных в 20 % населения; но он занизил цифру: с ростом социальной неуверенности и преступности корпорациям пришлось быть более осторожными, чем когда-либо, при найме на работу любого, кто мог бы быть неблагонадежен в смысле безопасности. Безработица продолжает повышаться для тех, кто слишком стар, у кого устарели навыки или ассоциации в смысле безопасности неоднозначны.