Фридрих Горенштейн - Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Пользу, безусловно, принесло бы. В такой семье никогда не создашь вышеупомянутого Райцина, у которого, по мнению чешских философов действительности, «угловатый череп и торчащие уши чудовища». Да и вообще можно было бы сильно сэкономить на душегубках и концлагерях, если взять под контроль половое размножение. Именно, под контроль г-на Дюринга и прочих подобных господ. Половым размножением г-н Дюринг, как и полагается расовому социалисту, занимается много и, чтоб придать этому вопросу особый серьезный смысл, именует его «половой композицией». Еще в разделе «Философия», полемизируя с Дарвином, «половой композитор» Дюринг усматривает большую поверхностность в этих вопросах знаменитого английского натуралиста. Сам же г-н Дюринг глубокомысленно утверждает: «Если бы во внутреннем схематизме полового размножения удалось отыскать какой-либо принцип самостоятельного изменения, то эта идея стала бы совершенно рациональной, ибо вполне естественна мысль объединить принцип всеобщего генезиса с принципом полового размножения в одно целое и рассматривать с высшей точки зрения так называемое самозарождение не как абсолютную противоположность воспроизведения, а именно как зарождение». Тут уж даже у насмешника Энгельса не выдерживают нервы: «И человек, который способен был сочинить подобную галиматью, не стесняется упрекать Гегеля за его “жаргон”!»

Судя но этому выражению, чувствуется, что Энгельс по-прежнему ведет с Дюрингом в значительной степени литературный спор о стиле, о научных терминах, о неясности и невежестве изложения, забывая, что в подобных теориях важна идея, а не содержание, то есть путь к этой идее. К тому же Энгельс либо не замечает, либо придает несерьезное значение следующему факту: если к социалитарному государству Дюринг подбирается с тыла – именно со стороны социалитарной семьи, то и к социалитарной семье он подбирается с тыла, именно со стороны своего, уже рассмотренного нами социалитарного искусства. «Греческое искусство, в идеализированной форме изображающее человека в мраморе, не в силах будет сохранить прежнее историческое значение, когда люди возьмутся за менее художественную, и поэтому гораздо более важную для жизненной судьбы миллионов, задачу – усовершенствовать созидание человека из плоти и крови. Этот род искусства не является просто работой над камнем, и его эстетика состоит не в созерцании мертвых форм».

«Что при вступлении в брак, – пишет Энгельс, – дело идет не о простом искусстве работы над камнем и не о созерцании мертвых форм, это он («суверенный индивид») знал и без г-на Дюринга. Но как приступить к делу? Как завоевать сердце девушки, а вместе с ним и ее тело? Речь ведь идет прежде всего, – иронизирует Энгельс, – о том, чтоб сбросить с себя дикость и тупость, господствующие в области полового общения и подбора, и принять во внимание право вновь рождающегося мира на возможно лучшую композицию – усовершенствовать созидание человека из плоти и крови, стать, так сказать, Фидием по этой части».

Действительно, – повторим мы вслед за Энгельсом, – как приступить к делу? Но поскольку в вопросах «половой композиции» речь идет об искусстве, а принцип социалитарного, свободного от евреев реализма нам уже известен из доклада идеолога-антисемита Ивана Шимони, то мы, пожалуй, согласимся с предположением Энгельса: «Может быть, г-н Дюринг уже имеет «схематически перед глазами» руководство к этому искусству вроде, например, тех, образцы которых – в запечатанных конвертах – циркулируют теперь в немецкой книжной торговле». Добавим лишь, что именно по этим образцам антиеврейского социалитарного реализма проводилась «половая композиция» в государственных борделях III райха для выведения чистокровной арийской породы с кольцом в орлином носу. Именно с высоты своей «половой композиции» Дюринг и бросает социалистический упрек современному ему «оевреившемуся парламентарному обществу»: «В обществе, основанном на угнетении и продаже человека человеком, проституция признается само собой разумеющимся дополнением к принудительному браку, созданным в пользу мужчин, и то обстоятельство, что ничего подобного не может существовать для женщин, представляет собой весьма понятный, но в то же время чрезвычайно многозначительный факт». Иными словами, в буржуазном обществе женщина может быть только содержанкой у мужчины, но не может сама содержать мужчину.

«Ни за что на свете, – заявляет Энгельс, – я бы не согласился на такую благодарность, которая выпадет на долю г-на Дюринга со стороны женщин за этот комплимент. Кроме того, разве г-ну Дюрингу совершенно неизвестен не столь уж редкий теперь вид дохода – стипендии от женщин их любовникам, Schürzenstipendien. Ведь г-н Дюринг сам был когда-то референдарием (референдарий – докладчик. В Германии низший чиновник – преимущественно юрист. Должность референдария часто не оплачивалась). Итак, референдарием. И живет он в Берлине, где уже в мои времена, то есть 36 лет тому назад, Referendarius, – чтобы не говорить о лейтенантах, – довольно часто рифмовался с Schürzenstipendiarius!»

Однако мы, посмеявшись вместе с Энгельсом, чтобы быть совершенно объективными и всесторонними, коснемся также и представлений Дюринга о любви в социалитате: «При наличии более высоких, истинно человеческих побудительных мотивов для благотворных половых связей… человечески облагороженная форма полового возбуждения, высшая ступень которого проявляется в виде страстной любви, представляет в своей двухсторонности наилучшую гарантию благополучного, также и по своим плодам, супружества».

Но можно ли не согласиться с Энгельсом, когда он пишет: «Как видит читатель, пошлейшие пошлости почтенного Рохова празднуют в книге г-на Дюринга свой столетний юбилей и преподносятся вдобавок в качестве «более глубокого основоположения» единственной истинно критической и научной «социалитарной системы»». Добавим лишь, что пошлейшие пошлости самого г-на Дюринга празднуют свой юбилей во многих книгах и прочих словесных творениях XX века.

Подведем итог представлениям Дюринга об отвергающем «пустой парламентский формализм» социалитарном государстве будущего и о ячейке этого государства – социалитарной семье. Основой семьи является такая «половая композиция», которая бы создала «суверенного индивида» для его «абсолютного подчинения государственному принуждению», что «служит единственной основой для выведения действительных прав». Но кроме «половой композиции» важную роль играет и «социалитарное воспитание», которое мы уже ранее рассматривали и которое основывается как на «социалитарном образовании», так и на «социалитарном искусстве». Такое воспитание может в ряде случаев даже исправить недостатки «половой композиции».